Талибам нужен Афганистан, а не Чечня

	Чечню и Афганистан объединяет одно - и там и там люди надеются, что долгожданный мир все-таки наступит. Владимир Павленко (НГ-фото)

НА ПЕРВЫЙ взгляд, признание чеченских сепаратистов исламским движением "Талибан" вполне естественно. Ведь афганские исламисты выступают за всеохватывающую (в том числе и государствообразующую) роль ислама, в зону традиционного распространения которого входит и Чечня. Поддерживая занимающих сходные позиции зарубежных экстремистов, талибы, казалось, лишь демонстрируют верность своим основополагающим принципам.

Но когда рассматриваешь проблему внимательнее, возникает много вопросов. Так, например, исламский Тегеран отнюдь не поддерживает исламский "Талибан". Правда, в данном случае можно сказать (и не без оснований), что здесь проявляется вековое противоборство двух течений в мусульманской религии: распространенного среди афганцев суннизма и доминирующего в Иране шиизма. Что же касается чеченцев, то их приверженность суннизму это препятствие снимает. Но почему тогда у себя в стране "Талибан" уже давно воюет с моджахедами? Ведь именно они (а не еще не существовавшие тогда талибы) не только годами воевали с афганскими коммунистами и советскими войсками, но и провозгласили Афганистан исламским государством.

Сегодня моджахеды и опираются на Россию, и поддерживают ее в чеченском вопросе. Это дает повод талибам обвинять своих противников (некогда выступавших за экспорт исламской революции в мусульманские районы СССР) в беспринципности. Действительно, расстановка сил в нынешнем Афганистане, где "Талибан" контролирует около 90% территории, порождает у более слабой стороны стремление опереться на кого и на что угодно. Следует, однако, заметить, что радикальный поворот в отношении и России, и бывшего советского юга наметился у моджахедов еще во времена их бесспорного контроля над всей страной.

Афганистан - этнически одна из самых пестрых стран мира. Здесь наряду с традиционно правящими пуштунами проживает больше таджиков, чем в Таджикистане, а также немало узбеков и туркменов. Естественно, курс на экспорт исламской революции в далекую от стабильности после распада СССР Центральную Азию мог вызвать там такие межэтнические коллизии, которые рикошетом сильно ударили бы по Афганистану. Наиболее ярко это проявилось в Таджикистане, где в ходе межклановой борьбы возникла угроза распада страны и разрушения афгано-таджикской границы. Желая предотвратить крайне опасное для Афганистана развитие событий, признанное Москвой правительство моджахедов стало менять отношение к России, которая не имеет теперь обустроенных границ с Центральной Азией. Но кровно заинтересована в ее стабильности.

Подобная смена внешнеполитических вех у исламистов не уникальна. В Иране религиозно-политические силы после взятия власти пережили сложную эволюцию. И это неудивительно - бывшая ирано-советская граница также делит одни и те же народы на две части. Правда, иранские исламисты, осуществляя внешнеполитический поворот, контроль над страной сохранили. Афганские же моджахеды его потеряли.

Дело в том, что в Иране поддержанная США "белая революция" шаха, ломая традиционные устои, не привела к утрате персами ведущего места в государстве. В Афганистане же в результате коммунистического переворота и советского вмешательства пуштуны главенствующую роль утратили. Неспособность ставших главной опорой правительства моджахедов афганских таджиков заменить пуштунов в качестве стержня государства привела страну к физическому развалу. Поэтому талибы, ядро которого составляли именно пуштуны, оказались способны, получив поддержку непуштунов, быстро вытеснить моджахедов с большей части территории Афганистана.

Возникнув уже после ухода в прошлое и советского военного присутствия, и афганского коммунистического режима, и самого Советского Союза, "Талибан" с самого начала ориентировался на укрепление, а не на разрушение бывшей афгано-советской границы. Ведь только предотвратив объединение центральноазиатских и афганских таджиков, узбеков и туркменов, можно рассчитывать на возвращение пуштунам ведущей роли в Афганистане.

В таких условиях России, казалось бы, следовало в очередной раз "поменять коней", бросив признанных ею моджахедов в пользу талибов. Однако этого не произошло. Отрекшись в свое время от афганских коммунистов (которые контролировали около трети территории страны, в том числе все крупные города), Москва сегодня продолжает упорно признавать законной властью воевавшего против СССР лидера горных таджиков Ахмад Шаха Масуда (удерживающего лишь 10%, да и то преимущественно сельской территории Афганистана).

Логика в такой политике существует. В раздираемом внутренними противоречиями Таджикистане поддержка зарубежных таджиков сплачивает самые разные силы, в чем весьма заинтересована Россия.

Поддержка Москвой других противников талибов (скажем, примкнувшего к моджахедам лидера афганских узбеков и бывшего коммуниста генерала Дустума) не смогла предотвратить их падения. В случае же с Ахмад Шахом ситуация иная. Укрепившись в стратегически выгодно расположенном горном районе Панджшер и имея в тылу Таджикистан, Ахмад Шах продолжает оставаться для талибов "твердым орешком". Отказываясь предоставить таджикскому лидеру широкую автономию в будущем исламском государстве и не в состоянии перетянуть на свою сторону местное население, талибы, видимо, надеются добиться желаемого через изменение афганской политики Москвы.

Расположенную за тысячи километров от Афганистана Чечню "Талибан" скорее всего считает тем рычагом, с помощью которого и можно наиболее эффективно это сделать. Теперь в обмен на отказ от признания чеченских сепаратистов (которые, если и сформируют правительство в изгнании, то, видимо, в Кабуле) талибы, вероятно, предложат Москве занять аналогичную позицию в отношении Шаха.