США изучают доктрину Москвы

В ЦЕНТРЕ внимания прессы США за прошедшую неделю находились три основные и взаимосвязанные "российские" темы: пересмотр военной стратегии Москвы, возможное усиление роли спецслужб, а также события в Чечне.

В качестве причин изменения российской военно-стратегической доктрины аналитики указывают на пересмотр отношения Москвы к Западу с его экспансионистской политикой расширения границ НАТО и закреплением в документах НАТО положения, допускающего применение военной силы вне границ стран Атлантического союза. Помимо этого новая стратегия, значительно более жесткая, чем документ 1997 года, отражает озабоченность российских лидеров внутриполитической ситуацией. Речь идет об организованной преступности, терроризме, сепаратизме. Опасность представляет также крайняя нестабильность в обществе, население которого разделено на чрезвычайно тонкую прослойку благополучных, с одной стороны, и преобладающую бедствующую массу - с другой. Судя по документу, угрозу национальной безопасности усматривают и в дальнейшей утечке мозгов из страны, в первую очередь из сферы технологий и интеллектуальной собственности, а также в чрезмерном влиянии зарубежных экономик на российскую, в первую очередь в сфере национальных ресурсов, что может потребовать введения в ближайшее время более жесткого контроля со стороны государства. В целом все это расценивается в США как свидетельство общей "обеспокоенности нации" своим настоящим и будущим.

Особое внимание аналитиков нового документа привлекают те его положения, которые свидетельствуют о пересмотре отношения России к Западу. Подчеркивается, что в тексте ни разу не встречается термин "партнерство" с Западом, присутствовавший в документе 1997 года. В связи с этим цитируется интервью заместителя начальника Генерального штаба МО России Валерия Манилова Интерфаксу, в котором термин партнерства был заменен "более нейтральным" - "сотрудничество".

Новая доктрина делает акцент на применении ядерного оружия, что здесь объясняют, в соответствии с положениями документа, осознанием российскими военными стратегами крайней слабости России почти во всех сферах обычных вооружений. Хотя ядерный тезис и вызвал повышенное внимание американской прессы, тем не менее он не явился неожиданностью для специалистов по России. Так, один из экспертов в области российских и американских ядерных сил Брюс Блэр (Брукингский институт, Вашингтон) охарактеризовал документ как "кодификацию того, что в действительности уже хорошо зацементировалось в психологии русских, по меньшей мере в психологии тех, кто отвечает за безопасность" ("Сан-Хосе Меркурий ньюс"). По его мнению, упоминание в документе допустимости применения ядерного оружия, возможно, вообще не имеет столь большого практического значения, как это сейчас многим представляется. Тот же самый Путин, с учетом его предыдущего опыта работы за границей, прекрасно понимает, что реальная угроза для России со стороны Европы и США носит отнюдь не военный, а экономический и культурный характер. К тому же США, также периодически пересматривающие положения относительно политики в сфере безопасности (при этом в плане, аналогичном кремлевскому), традиционно занимали более ястребиную позицию в отношении права на превентивный удар, чем Москва. В период холодной войны США никогда не отказывались от права нанесения превентивного ядерного удара, который рассматривался ими как противовес на случай вторжения СССР в Европу. Россия долгое время отказывалась от права на первый ядерный удар, а в последние годы вообще рассматривала себя как союзника Запада, так что сегодня, подчеркивает Брюс Блэр, ядерная политика Кремля и Белого дома "не слишком далеко отстают друг от друга".

Значительно большую озабоченность с точки зрения безопасности, по его мнению, должно вызывать нынешнее состояние ядерных сил России, контроль над которыми оставляет желать лучшего. Новая политика в сфере безопасности способна резко увеличить коэффициент потенциальных ошибок, если учесть серьезные финансовые проблемы в Вооруженных силах России и катастрофическое падение дисциплины. Не имея возможности отвечать адекватно на возникающую угрозу применением обычных вооружений, Россия вынуждена все больше полагаться на ядерные силы, что требует содержать их в состоянии высшей боеготовности. Тем временем нехватка радарных установок и плохо управляемые спутники не способны обеспечивать точную информацию о приближающихся ракетах. Новая ситуация поэтому чревата катастрофическими ошибками.

После событий в Югославии Россия использует свою ядерную карту все активнее, а в выступлении министра обороны Игоря Сергеева по случаю проведения самых крупных с момента распада СССР военных маневров, по существу, содержало уже все основные положения новой военно-стратегической доктрины. По мнению Брюса Блэра, только что появившийся документ носит даже не столь апокалиптический характер: в нем подчеркивается, что Россия может восстановить свой статус сверхдержавы, лишь продолжая развивать рыночную экономику и интегрируясь в глобальную экономику и мировую политическую систему. "Осложнение международных отношений" лишь заключает длинный список факторов, угрожающих национальной безопасности России: экономический хаос, социальная стагнация, преступность, терроризм, политическая поляризация и этническая разобщенность.

Тем не менее, как подчеркивают американские аналитики, только что опубликованный документ явно отмечен советского стиля ссылками на "некоторые страны" (под которыми явно подразумеваются США и Европа), претендующие на мировую гегемонию, обходящие механизм ООН по обеспечению глобальной безопасности, стремящиеся ослабить роль России в многополярном мире, лишить ее возможности оказывать влияние на ситуацию вдоль ее западных и южных границ, наконец, стремящиеся играть доминирующую роль в распространении информационного потока в глобальном масштабе и вытеснить Россию за пределы мирового информационного рынка.