"Рождественская открытка" из Канады

РОССИЯ - это кусок навоза, утверждает Джон Робсон в канадской газете "Оттава Ситизен". Какие-то фрагменты этой статьи придется привести целиком, потому что при пересказе ни один нормальный человек не поверит, что текст этот не был прочитан на заборе или на стене туалета в оттавской психиатрической лечебнице. Итак, первые же два абзаца, открывающие статью:

"С вступлением Владимира Путина в должность все принялись гадать: не окажется ли он тем чудотворцем, который наконец сделает Россию нормальным государством. Поначалу то же самое думали о Ельцине, Горбачеве, Андропове, Брежневе, Хрущеве, Сталине, Ленине, Александре II, Екатерине Великой...

У меня для вас плохие новости, ребята. "Нормальное" в случае России означает грязное, коррумпированное, угрожающее и бессмысленное. Ничего хорошего здесь никогда не происходило и не произойдет. Россия - это кусок навоза, завернутый в капустный лист и спрятанный в сортире. Вы в этом сомневаетесь? Тогда приглашаю вас совершить трагический экскурс в историю".

Что автор статьи незамедлительно и делает. Не беда, что знания в явном дефиците - это с лихвой восполняется клокочущей ненавистью. С другой стороны, кому-то, может, и интересно будет узнать, что, скажем, варяги, хлынувшие и в Западную Европу, на Руси только "строили укрепленные города да грабили" (в Европе они же, надо полагать, в силу гораздо более благодарного человеческого материала занимались насаждением культуры). Или что к последующей самоизоляции России первостатейно приложились св. князь Владимир, принявший православие, и уродливая невразумительная кириллица. (Последнее автору стоило бы списать на двух монахов-миссионеров из Моравии, но, как я уже сказал, знания здесь в явном дефиците.)

Дальше - больше. Обязательные монголы, которых, как выясняется, прикончила... чума, Иван III, окончательно превративший русских в бессловесных рабов, всенепременнейший Иоанн Васильевич Грозный (который после учреждения тайной полиции и массовых казней "оставил трон идиоту без наследников"), страшный великан Петр, не менее страшная Екатерина ("превратила всю страну в потемкинскую деревню и свела сына Павла с ума"). Следующий абзац опять-таки приходится процитировать целиком.

"А потом Александр I, глава православной, лишенной богословия Церкви, к своим тридцати годам прочитал наконец Библию и обратился. Бог приказал ему уничтожить либерализм в Европе, для чего он и сформировал Священный Союз. Потом Александр II проиграл Крымскую войну, освободил крепостных и был убит при покушении. Николай II проводил дерганые реформы, проиграл Первую мировую войну и был убит при покушении".

Продолжение - в том же духе и с той же раскрепощенностью. Имманентный русский патриотический угар, ни разу не звонивший гигантский колокол и никогда не стрелявшая гигантская пушка, плюс обязательная фраза из маркиза де Кюстина о том, что "в России нет народа".

Но самый мощный аккорд был припасен к финалу. Ценя талант автора, стоит дослушать этот аккорд до самой последней ноты:

"Она (Россия) смердит, в буквальном и переносном смысле, и она смердела всегда. Люди здесь невоспитанны и, как утверждает Пайпс, не имеют культурной столицы. Нет у них и достоинства при общении с иностранцами. В России, если кого-то облапошили, то симпатии толпы на стороне мошенника. Коммунизм, понятно, еще более усугубил это положение - коммунизм все делает хуже.

Но главное заключается в следующем: Россия была барахлом, остается барахлом и барахлом будет".

Стоит под статьей и подпись. К подписи мы вернемся чуть ниже. Пока же стоит отметить, что статья, названная "Россия при Путине будет таким же барахлом, как всегда", упоминает нового президента всего лишь один раз, в самом начале. Чечня - казалось бы, непременный аргумент в столь ангажированном эссе - и вовсе отсутствует напрочь. Парадокс?

Никакого парадокса. Канадский русовед, отметая несущественные мелочи (а при его подходе к предмету и смена власти, и предстоящие выборы, и Чечня становятся действительно третьестепенными деталями), обращается к самому существу проблемы. Все, как оказывается, очень просто: какие могут быть аналитические тонкости в обращении с куском навоза, завернутым в капустный лист?

Какую же страну предложил бы господин Робсон в качестве образца для немытых и дурно пахнущих недочеловеков, так до сих пор и не вылезших из сортира?

Страну, где за неосторожное слово можно поплатиться работой, а то и свободой? Страну, где список запрещенных к ввозу книг исчисляется сотнями? Страну, где Верховный суд может вынести постановление о том, что истинность фактов не является оправданием, если данные факты затрагивают реальные или мнимые честь и достоинство той или иной расовой, религиозной, этнической или сексуальной группы? Страну, где правительство ведет себя, как всеведущий и всемогущий родитель, чья основная задача без перерыва одергивать и воспитывать своих отпрысков-граждан, используя все имеющиеся в его распоряжении методы - от экономических до полицейских? Страну, где в школах изучению политически корректных идеологем отводится больше часов, чем всем естественным наукам, вместе взятым? Страну, где не только упоминание о Рождестве, но уже, кажется, и самое имя Христа оказывается едва ли не под запретом?

Наконец, страну, кричавшую и кричащую на всех углах о своей приверженности миролюбивой политике и ненасильственному решению международных проблем, которая, однако, сбиваясь с ног, кинулась вслед за вашингтонским лжецом и развратником бомбить граждан далекого, суверенного и ничем не угрожавшего ей государства?

И в первом, и во втором, и во всех последующих случаях речь идет об одной и той же стране. Речь, увы, о Канаде. О стране господина Робсона. И моей, кстати, тоже.

Именно потому, что мне дорога страна, ставшая моим домом, именно потому, что я вижу здесь множество прекрасных людей, поразительно красивых мест, теплых, человечных и нередко трогательных ситуаций - именно потому я считаю себя вправе сказать то, что сказал выше. Мне хочется видеть Канаду еще более человечной, честной и свободной. При всем моем желании я не могу предположить, что при написании своего чудовищно грязного пасквиля господин Робсон руководствовался теми же мотивами.

Понимаю, что сравнивать вклад в человеческую историю и цивилизацию России и Канады в данном контексте означало бы играть с мистером Робсоном в малосимпатичную игру "сам дурак" (где его шансы выиграть, кстати, крайне невысоки). Кстати, об интеллектуальных способностях автора много говорит его залихватски-циничный парафраз знаменитого афоризма Черчилля о том, что "Россия - это загадка, обернутая в мистерию и скрытая в тайне". Робсона ни на секунду не заставил задуматься даже тот факт, что при всей своей нелюбви к России сэр Уинстон относился к ней с неизменным, хотя и опасливым уважением.

Джон Робсон установил новый абсолютный рекорд журналистской низости. За все сорок семь прожитых лет я нигде и никогда не читал ничего подобного. Ни об одной стране. Ни об одном народе. И, конечно же, никогда и ничего подобного ни об одном народе не было напечатано в России: дореволюционной, большевистской, сталинской, брежневской, перестроечной или постперестроечной. Вся эта, с позволения сказать, "политологическая работа" была помещена на редакционной странице канадской газеты "Оттава Ситизен". По странному совпадению - в тот самый день, когда Россия со всем православным миром праздновала светлый день Рождества Христова. Такая вот рождественская открытка - своеобразная, зато уж от всей души. Подпись гласила, что автор статьи, Джон Робсон, является "ведущим журналистом и заместителем редактора редакционной страницы". То есть статья в определенной степени выражает и точку зрения редакции в целом.

Эта статья напечатана не в желтом бульварном листке или полуподпольном расистском издании, а в одной из трех (наряду с "Глоб энд мэйл" и "Нейшнл пост") наиболее уважаемых и цитируемых газет Канады. А значит, она в определенной степени отражает если и не взгляды канадского истеблишмента в целом, то, во всяком случае, существующие настроения канадских средств массовой информации.

Мне уже приходилось писать на этих же страницах о новом и тревожном феномене в современных западных СМИ. Феномен этот - исключение целых стран и народов из обязательного для политкорректности подчеркнуто-уважительного отношения к инакому. К иному этносу, иной культуре, иному укладу. Все оно так и есть, и попробуй Робсон написать то же самое не о России и русских, а об Италии и итальянцах, или об Эфиопии и эфиопах, или (страшно и подумать!) об Израиле и евреях - двери всех газет для него захлопнулись бы раз и навсегда. И за примерами далеко не приходится ходить. В том же самом (!) номере "Ситизена" на целых двух страницах расписана история страшного преступления хоккеиста оттавских "Сенаторов" Вацлава Поспала, который во время матча с "Монреаль Канадиенс" обругал игрока из Монреаля "е... лягушатником". Состав преступления здесь заключался не в прилагательном, которое в данном случае никого не интересовало. Зато по поводу существительного Поспалу пришлось принести все положенные извинения, да еще и пройти обязательный курс политкорректной индоктринации, поскольку это слово оскорбительно для всех лиц французского происхождения.

Первыми жертвами новой тенденции, разделяющей человечество на людей и нелюдей (к которым никакие гуманитарные и цивилизованные мерки применяться не могут по определению) стали, как все мы хорошо знаем, сербы. Западное "общественное мнение", обычно столь легко ранимое, когда речь идет о каких бы то ни было нарушениях прав человека, во время бомбежек Сербии - ее городов, больниц, мостов, школ и церквей - проявило поразительную, казалось бы, апатию. В которой, однако, не окажется ничего удивительного, если мы вспомним, с какой интенсивностью это "общественное мнение" - божественный vox populi - обрабатывалось колоссальной машиной западных СМИ. Задолго до начала бомбежек со страниц прессы и экранов телевизоров перед западным обывателем представал страшный монстр-серб, бесчеловечное чудовище без различия пола или возраста. В кровожадного тупого монстра был превращен весь сербский народ - сначала сербы Боснии, а потом и сербы вообще. Бомбежки начались тогда - именно тогда, и не раньше! - когда западный обыватель уже был способен отнестись к происходящему не как к акции неслыханной агрессии, граничившей с геноцидом, а как к едва ли не санитарно-гигиенической операции.

Так что же, на очереди - Россия? Честно говоря, об этом страшно и думать, но обилие навозно-сортирных эпитетов вкупе с монотонно внушаемой мыслью о том, что в России и народа-то никакого нет (наличествует лишь гигантская территория, заселенная вредоносными, агрессивными и дурно пахнущими белковыми телами), заставляет признать, что "Оттава Ситизен" в данном случае объективно работает на именно эту идею.

Редакционная статья Джона Робсона в почтенной канадской газете не просто пересекается с упомянутой самоубийственной тенденцией. Она в ее рамках задает новый, неслыханный и немыслимый прежде тон в пропагандистской войне, которую в данном случае развязывает никак не Россия. Это очень похоже на пробный шар, призванный проверить реакции западной публики (после успешной демонизации сербов рассчитывать на успех можно вполне), а равно и реакции Москвы, идет ли речь о российской прессе или о российских структурах власти. Страшно представить, что тутошним (и не только тутошним) робсонам удастся убедить "общественное мнение", что Россия ничем иным, как куском навоза, не была и быть не может. Но еще страшнее - и это совсем, совсем не шутки - если Запад с помощью все тех же робсонов постепенно убедит себя, что гигантская неуклюжая пушка никогда не стреляла, а стало быть, выстрелить и не сможет. За искушение, которое будет вызвано такой уверенностью, человечество может заплатить ужасающую цену.

Впрочем, все может закончиться совсем иначе. Может статься, что и после таких вот рождественских подарков российский министр иностранных дел станет покорно выслушивать назидательные поучения своего канадского (или, что еще более вероятно, американского) коллеги, вместо того, чтобы ответить столь же энергично и лексически однозначно, как это сделал в своей статье Джон Робсон. Если это и впрямь случится снова и если он, как ни в чем ни бывало, останется российским министром иностранных дел, мне придется снять телефонную трубку, позвонить Джону Робсону и извиниться за все, что я написал выше. Потому что тогда сама жизнь докажет его, Робсона, правоту.