Фото с официального сайта Московского театра "Современник"
Ну, а Юсов – в том, что касается операторской работы – это наше всё, и редкий, наиредчайший случай, когда профессиональное мастерство, операторский гений сочетались с безукоризненными человеческими качествами.
Из других новостей: на минувшей неделе нашли замену Марине Лошак – арт-директором московского выставочного объединения «Манеж» стал Андрей Воробьев, до того занимавший кресло замдиректора Третьяковской галереи, но в отличие от Лошак знаменитостью московской он не был, все-таки трудно спорить с тем, что в музейно-галерейных кругах Марину Лошак знали все, а список ее побед был хорошо известен. Воробьеву же теперь предстоит завоевывать музейные высоты, можно сказать, начав с нуля. А ведь в его руках, как я понимаю, больше 20 тыс. квадратных метров выставочных площадей, начиная с ЦВЗ «Манеж», плюс «Новый Манеж», плюс несколько этажей под «Рабочим и колхозницей», плюс еще несколько небольших музейных площадок в центре Москвы. А должность заместителя директора Третьяковской галереи по выставочной деятельности, которую до перехода на пост арт-директора МВО «Манеж» занимал Андрей Воробьев, может быть сокращена, рассказала директор музея Ирина Лебедева. Так сказать, в русле общих процессов оптимизации музейной работы. Может, и к лучшему, трудно сказать.
В театральной среде обсуждали интервью худрука театра «Школа современной пьесы»: открывая сезон, Иосиф Райхельгауз заметил, что юбилейный 25-й сезон для театра может стать и последним, поскольку, мол, театр играет все чаще себе в убыток, получая из городского бюджета меньше других, таких же столичных. Нужна, мол, прозрачность и понятность при выделении бюджетных средств. Прав, конечно. Но равенство – разве кто-то из режиссеров согласится, что равен другому? К тому же 52 млн. руб., которые получает сегодня «Школа современной пьесы», – наверное, мало, если сравнивать со «Школой драматического искусства» и «Модерном», которые приводит в пример Райхельгауз, но наверняка больше, чем получают другие столичные театры, тем более – нестоличные… С чем сравнивать – тоже важно. А главное, что печалит в словах худрука, – совершенное исключение из риторики размышлений о возможных собственных потерях, возможно, и кризисе. Как сказал мне однажды известный один драматург и режиссер: «Раз вы раскритиковали мой спектакль, значит, вам заплатили. Или – вы ошибаетесь». Я говорю: «Есть и третий вариант». – «Какой?» – «Что я прав». В трубке повисла долгая пауза: «Нет, это невозможно».
На минувшей неделе почти незамеченным прошел юбилей – 100-летие со дня рождения великого советского драматурга Виктора Розова, вероятно, второго по значимости для русского театра прошлого века, второго – после Чехова. С Чеховым «взорлил», прославился на весь мир Московский Художественный театр, Розов дал старт «Современнику». Его пьесы вдохновляли Анатолия Эфроса и Олега Ефремова, а фильм Михаила Калатозова «Летят журавли», как известно, вошел в самые респектабельные списки лучших фильмов всех времен и народов. Пьесы Розова на первый взгляд своим простодушием и эмоциональной прямолинейностью так и остались в тех 50–60-х, хотя не так уж давно в доронинском МХАТе, правда еще при жизни Розова, одну за другой поставили ранние пьесы драматурга «Ее друзья» и «В день свадьбы» и сам Розов успел поудивляться той тишине, с какой полный зал следил за перипетиями этих пьес. Случившаяся год назад в Центре драматургии и режиссуры лаборатория обнаружила жизнеспособность и других, более поздних пьес, которые можно вывести на сцену и без хирургического вмешательства, натяжек и подтяжек. Впрочем, юбилейный год еще не кончился.