Пацифистский концерт ДДТ «Не стреляй!» в «Олимпийском» случился спонтанно. Он не планировался, ему не предшествовала долгая грамотная пиар-кампания. Юрий Шевчук просто предложил спеть в «Олимпийском» в любой день, когда ему скажут. Вместе с ДДТ на сцену вышли артисты из Грузии, Северной Осетии и Украины. На огромном мониторе разыгрывалось действо: то благостная советская хроника под привычный бубнеж о дружбе и братстве народов, то Путин и Саакашвили, пожимающие друг другу руки, потом сразу – взрывы, кровь, гробы. Шевчук пел старые, известные песни, которые в тот день на той сцене приобретали новые смысловые и эмоциональные оттенки, – «Родина», «Пропавший без вести», «Ангел», «Чужой», «Когда закончится нефть и наш президент умрет┘», «Не стреляй!»┘
Шевчука часто заносит. Он клеймит в своих песнях властей предержащих, а потом поет на их закрытых корпоративах. Он придумывает себе имиджи, в которые сам же верит истово и искренно – куда больше, чем окружающие. Он мессианствует, он поучает, он вещает, сам порой не разбирая, где песня, а где жизнь, где он настоящий, а где он же – сценический. За это Шевчук иногда больно получает от критиков и коллег.
И все же именно он, Шевчук, такой иногда заносчивый и самовлюбленный, показал нам на минувшей неделе: фигу вам – рок жив! Рок – это enfant terrible полуофициальной культуры. Рок – это не ноты, не слова и даже не образ жизни и мыслей. Рок – это уместное хулиганство. Это способность сказать: «Все плохо», когда кругом убеждают: «Все хорошо». Это способность хулить тех, кого уже велено хвалить. Это способность сказать, когда все молчат.
Вряд ли была особая смелость в шевчуковских высказываниях в среду на сцене «Олимпийского». Власти теперь ничего и никого не боятся – любой оппозиционный голос успешно тонет в хоре славословия. Не делайте лишних движений – утопающий утонет сам. Вероятно, если бы власти всерьез боялись дерзкого Шевчука, никакого концерта не было бы, это ясно. Но дело в другом. Могут бояться, могут и не бояться, однако Шевчук – все же единственный из всей артистической братии, кто решил поговорить про войну. Пусть и со своими фирменными заготовками, пусть и с множеством благоглупостей вроде появившегося на сцене диакона Андрея Кураева, вдруг заговорившего на языке тинейджеров и наших президентов. И не будем сейчас судить о степени искренности Юрия Юлиановича, – докапываться неинтересно, поскольку он сделал то, что и надлежит делать рокеру: не затыкаться, когда кругом происходят убийственные во всех смыслах глупости. Сказать, когда кругом молчат.
Кстати, в тот же день, когда пел Шевчук, наш российский Оскаровский комитет решал, кого отправить на рассмотрение американских киноакадемиков. Подумав, отправили фильм Анны Меликян «Русалка». Впервые за много лет Оскаровский комитет под председательством Владимира Меньшова делает выбор, который не вызывает недоумения и раздражения. Впервые – вне зависимости от того, какие мысли, какие эмоции, какие оценки вызывает «Русалка», – решение комитета похоже на здравое и самостоятельное. Угнаться за очевидными, как казалось, оскаровскими требованиями – в этом видели мы нашу задачу. То «Дом дураков» Андрея Кончаловского отправят – катастрофически фальшивую идеологическую мелодраму. То «Итальянца» Андрея Кравчука – просто мелодраму, но в очень посредственном исполнении и такую сопливую, что хватило бы на все насморки мира. С «Ночным дозором» Тимура Бекмамбетова, первым российским дорогущим фэнтези с претензией на мировые стандарты, вообще сплошное неудобство получилось – провинциальная уверенность в том, что наши первые неуверенные шаги уже привели к мировым стандартам, посмешили мировое киносообщество. У нас почему-то решили, что американские академики невзыскательны и бездуховны, им подавай только чисто коммерческую продукцию... В прошлом году «12» Никиты Михалкова добрался до номинации, но не выдержал конкуренции с изящной драмой «Фальшивомонетчики» Стефана Рузовицки. Что получил номинацию – приятно, однако вряд ли стоило ожидать от американцев такого акта непатриотичности, как присуждение главной американской (да и мировой тоже) кинонаграды ремейку американского же шедевра – «Двенадцати разгневанных мужчин» Сидни Люметта, «усиленного» к тому же острейшей идеологической приправой.
Словом, нам все время хотелось быть похожими, мы все время пытались хотя бы догнать Америку и оттого выглядели нелепо.
«Русалка» же – нормальный вариант, с одной стороны – не «как все» в силу хорошо подвешенного художественного языка, с другой – без желания удивить и отличиться.