Фото Reuters
После того как в 1917 году была потеряна Российская империя, а затем в 1991 году распался СССР, мы на собственном опыте убедились в том, чем грозит утрата Таможенного тарифа Дмитрия Менделеева и естественных условий для развития всех видов русской промышленности. Необразованность, безнравственность одних и неэффективность других правителей и правительств привели нас сегодня к угрозе потери национального единства уже самой Российской Федерации. Речь действительно идет ни больше ни меньше как о потере уникальных условий, которыми пока все еще обладает Россия. Мы, как и отцы-основатели США в 1787 году, сегодня, сейчас стоим перед вопросом: «Способны ли сообщества людей в результате раздумий и по собственному выбору действительно учреждать хорошее правление или они навсегда обречены волей случая или насилия получать свои политические конституции?» В этот кризисный период социального разложения, когда так называемые элиты уехали с народными деньгами на Запад, когда русская «великая депрессия» продолжается с 1985 года до сих пор, когда Россия и русский народ введены в заблуждение в отношении национальной промышленности, нам как никогда нужны истинно правильные решения – или наш неверный выбор обернется не только для нашего государства, но и для всего мира огромной бедой.
Экономическая конституция России и представляемый в данной книге план возрождения ее промышленного строя и уклада затрагивают множество различных интересов, а также уже существующих установлений, правил и инструкций, которые в основной своей массе никак не ведут и не могут вести к промышленному развитию современного русского общества, да и самого российского государства. Разнонаправленные интересы людей определенного класса во власти и особенно разного достатка способствуют и, к сожалению, будут способствовать их опасениям потери или ограничению доходов, могущества и выгод, приобретенных и приобретаемых ими от занимаемых должностей в государственных и коммерческих учреждениях, что фактически парализует их волю в стремлении к промышленному преобразованию.
Отдельная часть общества или любители космополитизма и либерализма вообще могут быть настроены разжиться на обстановке недоверия, установившегося сегодня вокруг России. Они, подогреваемые поборниками развала русского национального промышленного единства, питают иллюзии в отношении своего будущего служебного роста, построенного на обломках России путем разделения ее на несколько местных региональных держав. История развала Советского Союза только подтверждает наши справедливые опасения.
Тем не менее, несмотря на это, также было бы опрометчиво искать решение задачи промышленного строительства нашего государства на пути классовой борьбы за производительные силы и меновые ценности, отбирая друг у друга создаваемую в этой промышленности добавленную стоимость.
Совсем было бы неверно в силу классовых позиций записывать во враждебный России лагерь людей, которые могут попасть под подозрение только в силу занимаемых ими положений в государственной иерархии или из-за их потенциальных эгоистических устремлений. Мудрые и добродетельные люди, несомненно, есть и среди бедных и богатых, облеченных властью и исполнителей, либералов и консерваторов. Точно так же и частное своекорыстие, алчность к меновым ценностям, личная неприязнь, партийная оппозиция и многие другие причины могут оказывать влияние равно как на правых, так и их противников. Главное, мы всегда должны помнить, что правовое государство и все гражданские свободы, включая справедливое распределение собственности, – это дети промышленности и богатства. Для тех, кто способен жить для других, для тех, кто не является людьми прямого счета, со всей очевидностью должно быть ясно, что альтернативой восстановления в России промышленного строя и уклада станет ее расчленение. Поэтому Богом данные преимущества национального единства нужно правильно понимать и развивать с помощью внутренней фабрично-заводской промышленности.
Сегодня мало найдется экономистов, которые не знали бы крылатое выражение Адама Смита про «невидимую руку» рынка. Еще меньше отыщется ученых в разделе нравственной философии, кто бы применил эту «невидимую руку» в теории нравственных чувств на примере того же автора. Хотя, по сути дела и исходя из хронологии трудов самого А. Смита, оказывается, что эта «невидимая рука» есть не что иное, как известный многим закон всемирного тяготения. Закон как закон, ничего особенного, действует и для животных, и людей, но не имеет никакого отношения ни к нравственности как таковой, ни, как следствие, к нравственной экономии. Здесь возникает один очень важный и насущный вопрос: а все ли законы физики и природы, нравственной философии и экономии универсальны для людей и животных? Какой закон для тех или других является основным? Что вообще такое основной закон и почему и для кого он «основной» и что составляет его основу?