Алексей Портанский
Иностранные агентства сообщали о более 200 тысячах человек, прибывших из России в Грузию, Казахстан и ЕС после 21 сентября. На контрольно-пропускном пункте Верхний Ларс на границе с Грузией. Фото Reuters
В сообщениях информагентств на минувшей неделе чаще, чем обычно, мелькали данные о покинувших страну россиянах. По сведениям Минтруда Казахстана, с начала текущего года из России в эту республику въехали более 260 тыс. человек, в том числе 98 тыс. после 21 сентября. Для сравнения: в 2019 году в Казахстан из РФ прибыли 30 тыс. человек, в 2020-м – 33 тыс., в 2021-м – почти 32 тыс. Иностранные агентства сообщали о более 200 тыс. человек, прибывших из России в Грузию, Казахстан и ЕС после 21 сентября. И еще одна цифра: за период с 2000 по 2020 год страну покинули от 4 до 5 млн россиян, что в три раза превышает эмиграцию первой волны 1917–1924 годов (1,0–1,5 млн человек).
О феномене русской эмиграции написано много. Однако в ближайшее время к этой теме наверняка будут возвращаться писатели, журналисты, политологи – новая мощная волна отъезжающих дает для этого и обширный материал, и новые поводы.
В середине 1990-х мне удалось благодаря служебной командировке в Канаду на некоторое время погрузиться в тему русского зарубежья. В ХХ веке в Стране кленового листа образовалась одна из крупнейших в мире русских диаспор. Встречи с некоторыми представителями первой волны русской эмиграции ХХ столетия – потомками дворян, священниками – запомнились надолго.
Сын белогвардейского офицера Владимир Иннокентьевич Гребенщиков покинул родину вместе с родителями в 1919 году в восьмилетнем возрасте. В 1995 году, когда состоялась наша встреча, 84-летний Владимир Иннокентьевич являлся профессором университета в Оттаве. Он доставил меня на своей машине в собственный уютный дом, где нас дожидалась его супруга. Мы долго беседовали. Интерес был взаимный. Моего собеседника живо интересовали недавняя горбачевская перестройка, гайдаровские реформы и, конечно, перспективы России.
Речь Владимира Иннокентьевича, как и у большинства эмигрантов с его стажем, приобрела характерный акцент. Однако его чувства, привязанность к своей исторической родине никуда не исчезли. «Гражданская война в России в виде разного рода репрессий и гонений продолжалась многие десятилетия, – с грустью говорил он. – Все это отразилось на нас, живущих здесь, но хочется надеяться, что эти мрачные времена уже в прошлом».
В той поездке в Канаду от многих моих собеседников приходилось слышать непривычное доселе словосочетание «две России»: Россия географическая в ее почти старых границах – и Россия зарубежная в лице многих тысяч русских, оказавшихся после 1917 года на чужбине. Можно ли соединить их? Об этом в беседах с волнением говорили и Владимир Гребенщиков, и священники Русской православной церкви за рубежом, с которыми удалось встретиться, и российский посол в Оттаве Александр Белоногов, и генконсул в Монреале Николай Смирнов.
Вернувшись в Москву, я вдруг открыл для себя, что и у нас дома тема соединения «двух Россий» начала волновать умы в том числе и представителей властных структур. Некоторые из них в силу своих возможностей старались способствовать достижению этой светлой цели, веря, что именно так можно восстановить историческую справедливость, вернуть на нашу землю утраченные культурные традиции, поставить наконец точку в гражданской войне и укрепить тем самым легитимные основы молодой России. К сожалению, сделать это так и не удалось.
Вспомним еще раз, что после 1917 года за рубежами страны оказался цвет нации – ученые, врачи, конструкторы-изобретатели, деятели культуры. Кстати, как раз на минувшей неделе исполнилось 100 лет с того дня, когда от Петроградского причала отошел первый «философский пароход». «Обербургомистр Хакен» увозил за границу представителей российской творческой интеллигенции, которых большевистская власть посчитала противниками советской власти. В сегодняшних реалиях все они должны были бы быть зачислены в «иностранные агенты». Аналогия между тогдашними «противниками советской власти» и нынешними «иностранными агентами» практически полная, как бы кто-то ни пытался откреститься от этого факта.
Уехавшие из России изобретатель телевидения Владимир Зворыкин, знаменитый авиаконструктор Игорь Сикорский внесли неоценимый вклад в научно-технический прогресс и процветание в ХХ веке, увы, не России, а США. В ХХI веке – живущие в Британии члены Лондонского королевского общества, нобелевские лауреаты по физике российские ученые Андрей Гейм и Константин Новоселов. Восходящая звезда экономической науки выпускник МГУ 2003 года Олег Ицхоки стал профессором Калифорнийского университета. Выдающийся российский программист, создатель сети «ВКонтакте» и мессенджера Telegram миллиардер Павел Дуров был вынужден покинуть Россию в 2014 году. Это лишь те примеры, которые на слуху. И все четверо – огромная потеря для России.
Тем временем поток уезжающих не ослабевает и вряд ли уменьшится в ближайшее время. Среди них – айтишники, инженеры, молодые ученые, представители малого и среднего бизнеса, журналисты. Кто-то из них наверняка, добившись успеха на чужбине, опять-таки внесет заметный вклад в прогресс другой страны, не России. В 2014 году Wall Street Journal опубликовала заметку, автор которой то ли в шутку, то ли всерьез предложил президенту Обаме применить в отношении России дополнительный вид санкций, «распахнув двери Америки перед лучшими и умнейшими россиянами». Механизм для этого в США уже был создан. Думаю, мы не должны видеть в этом только шутку.
Остается лишь надеяться, что наступит момент, когда, подобно середине 1990-х годов, зарубежные русские и русские на исторической родине вновь задумаются о возможности соединения «двух Россий». И может быть, в следующий раз это получится.
