Почему мы боимся своих же детей

Так ли на самом деле «опасны» дети, когда они азартно заявляют о своих правах? Кадр из фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». 1964

Знакомому педагогу дополнительного образования вздумалось каждому своему воспитаннику выдать по дубликату ключа от учебного класса. Он вел студию живописи в алтайском городе Бийске, и ему хотелось, чтобы дети чаще прикасались к кисти и холсту. Пусть даже без ведома старших. «Вы с ума сошли! – сказали в управлении образования. – Они будут там водку пить и голые при луне танцевать».

Детям не стоит слишком доверять, это опасно, неразумно – чуть ли не главный концептуальный принцип нашей (и не только нашей, кажется) системы образования.

Это интересный вопрос: кого подрастающий гражданин, свободно открывающий своим ключом педагогическую студию, раздражает больше – чиновника или учителя? Думаю, что все-таки чиновника, а еще точнее – идеолога образования. Не случайно язык закона «Об образовании в РФ» (2012) так космически далек от языка Ушинского, Толстого, Сухомлинского и других приверженцев отношения к ребенку как к свободной личности.

К примеру, учитель истории из соседнего с Бийском Новосибирска Людмила Егорова (у нее 52 года педагогического стажа и еще она отличник народного просвещения) не может понять, почему такое простое, доброе, вековое слово, как «ученик», бесследно исчезло из официальных документов. Вместо всенародно любимого существительного возникло крайне сложно произносимое причастие – «обучающийся». Или, по версии того же закона об образовании, «лицо, осваивающее образовательные программы». Без рук, ног, туловища, головы – одно лицо. Будто в насмешку над 17 миллионами наших ребят!

Вместе с тем совершенно понятно, откуда проистекают все эти новации казенного законотворчества: повторяю, мы очень боимся детей. Притом чем живее, свободнее эти подарки природы себя ощущают и проявляют, тем холоднее и крепче наш страх перед их натуральной раскрепощенностью. Другое дело – безликий, бесполый, туманно-аморфный «обучающийся». Он не имеет ни возраста, ни желаний, ни прав, за исключением трех сортов повинности – учиться, учиться и еще раз учиться.

Или, возможно, это какой-то совсем новый вид понятия, неизвестное доселе социальное явление – «обучающийся»? Иными словами, обучает сам себя? Сам роется в книгах, посещает репетиторов...

С другой стороны, разве реально научить чему-либо ребенка, трепеща и холодея перед ним, на грани панической атаки? А если нет – хотелось бы понять, какие собственно его поступки вызывают у нас фобии? Так ли на самом деле страшен этот «монстр», когда, допустим, предоставлен сам себе или азартно, в вызывающей манере заявляет о своих правах?

Ответ прилетел неожиданно... из далекого 2009 года – стартовой даты единого госэкзамена (в штатном режиме), на которую пришелся самый мощный вал молодежного протеста против изобретения практичного американского ума. Никто не опрокидывал урны, не поджигал киоски. Молодежь культурно выражала свое мнение.

И наконец, 23 марта 2009 года о своем протесте заявили жители студенческой столицы России – Томска. Организатором выступила группа... томских подростков, приурочив акцию «ЕГЭ – не зачет!» к первому дню школьных каникул. Они рассчитывали собрать человек 50 ровесников, но пришли представители всех поколений. Особенно бурно возмущались (обратите внимание!) не дети, вовсе нет, а самые старшие томичи: «Массовая средняя школа готовит исполнителей... Как вот их заставляют на экзамене ставить галочку в правильной клеточке и больше ни о чем не думать, так потом и на работе будут осенять тем же крестиком».

С учениками и их родителями был, правда, в корне не согласен начальник Департамента общего образования Томской области Леонид Глок. О чем так же свободно управленец заявил во время акции: «Сюда пришли ребята, которым не нравится. Но мало ли что кому не нравится? Мне тоже многое не нравится, вот митинг этот, в частности. Митингами ничего не решишь. Митингами можно разбить окна, взбудоражить там, ну и так далее». Несколько студенток колледжей поддержали Леонида Глока.

То есть, выходит, что митинг не боится разномыслия – в рамках закона? Влиться в его пространство можно, исповедуя любую веру, и нормально себя чувствовать рядом с чиновником, инакомыслящим ровесником или родителем? Хотя, по чести говоря, рожденные в СССР, мы не привыкли к уличным демаршам. Но тогда и вовсе, говоря по той же чести, непонятно: где и как построить ученическую демократию, если закрыт на замок гимнастический зал, предназначенный для отработки тех самых soft skills, необходимых для самовыражения, самоопределения и самореализации личности – краеугольных ценностей, провозглашенных в том же вышеупомянутом законе об образовании?

...Однажды в пионерском лагере «Маяк» Академии педагогических наук СССР случилось происшествие. У домика, в котором жил старший отряд, росли три пушистые ели. Они никому не мешали, тем паче что росли вдоль забора, который и не заметен был за ними. А их взяли и срубили. Под покровом ночи, пока пионеры спали. Кто? Наутро ребята сходили в разведку и установили: именно обитавшим по ту сторону забора дачникам эти деревья и помешали-де снимать урожай несколько раз за сезон.

Вожатые немедля довели ЧП до сведения начальника «Маяка», известного педагога Олега Газмана. Олег Семенович переспросил: «Дети действительно считают, что их права нарушены?» Вожатые кивнули: «Еще бы!» И тогда руководитель лагеря с аббревиатурой «АПН СССР» сказал: «Права детей нарушены – значит, их надо защищать чрезвычайными средствами»... Пионерский сбор в защиту срубленных елей состоялся через пару часов. Ребята вышли на него с плакатами «Плевать буржуям на экологию», карикатурами, речевками. Колонны старшеклассников несколько раз прошли вдоль соседних дач. А потом ребята посадили на месте срубленных новые деревья. И день, который мог стать самым горьким, стал самым счастливым в их жизни.