Алла Хемлин
Рисунок Олега Эстиса
Давайте сыграем в четыре руки.
Две руки лучше, чем одна, а четыре лучше, чем ничего.
Давайте на трубе. Чтобы – глас не вопиющего, а вопиющих, хотя бы двух. В смысле, может, услышат где-то там.
Правильно. Не получится. Получится факап. Потому что у трубы один рот, а если дуть на переменку – будет не то. Будет все равно глас вопиющего, а не вопиющих, и четыре руки не спасут.
Надо, чтобы в четыре руки плюс в два рта.
Не получится. Опять получится факап.
Тогда давайте сыграем в четыре руки на рояле. На рояле и места для рук больше, и рты свободные – в смысле воплей.
Давайте сыграем «Чижик-Пыжик». Конечно, это сложно. В смысле гармонии – не очень, а в смысле подтекста – очень сложно, потому, разумеется, близко-близко к факапу. Разумеется, опять.
Вы пока не понимаете. Хотя про факап уже точно поняли. Возможно, поняли еще при рождении. Если не до.
Лет сколько-то давно композитор Прокофьев прошелся своими гениальными руками с пальцами на сколько-то октав по чрезвычайному, но обычному происшествию в дачной местности. И выразил драматизм жизни, доведенной если не до конечного конца, то до зоопарка. Причем всему, населявшему этот драматизм, для выражения всех воплей было выдано по особому инструменту.
Казалось бы, и ладно в смысле музыкального лада, а также жизненной ситуации в смысле факапа.
Почти.
Вот пионер Петя пренебрегает замечаниями родного дедушки, а также некоторых других добрых существ, и изо всех своих пионерских сил нарывается на факап в смысле Волка.
Вот хорошо обученные охотники нападают на след хищного животного.
Вот с Петиной пионерской помощью Волк связан-завязан на сто узлов.
Вот все, кто следил за Волком, кто связывал хищное животное, кто завязывал на сто узлов, а также те, кто предупреждал Петю о том и о сем, включая факап, ведут сто узлов в зоопарк.
А над всем этим парит добрая Птичка.
Но.
Из Волчьего живота до всех ведущих доносятся тихие испуганные кряки Утки, по дурной привычке без пережевывания заглоченной Волком.
И что же Утка им, ведущим?
Что им, ведущим, Утиный страх?
Ничего.
Им, ведущим, не до чего, кроме самого процесса ведения кого-то кроме себя в зоопарк.
Как сказано женщиной-поэтом (пускай и не про Утиное, зато вообще про всё), – Утке, а тем более Утиному страху «приговор почти произнесен». То есть Утка избавится от страха только когда переварится вместе со своим страхом в чуждом животе, глухом к чужому кряку-воплю. Глас Утки, вопиющей в. Опять факап.
Но.
Может, Птичка ждет доброй минутки, чтоб своей тихой храброй песней подсказать ведущим и неведающим чужого страха: «Слышите? Слышите тихий кряк? Это Утке страшно, темно и вонько! Быстрей! Быстрей в Боткинскую! Там наука спасет из чуждого живота Утку с ее Утиным страхом! Пускай Утка лучше страшится на пахучей родной природе, где всё против всего помогает!»
Молчит Птичка.
Может, у Птички болит горло, потому и не поет – даже тихо, тем более – смело, а летит и беззвучно надеется на почти, без учета предначертанного факапа. Женщиной-поэтом же зачем-то сказано про почти – между «приговор» и «произнесен». Значит, приговор произнесен, а не так чтобы совсем факап. Значит, надежда есть. Или почти есть, почти надежда.
В образе Птички Прокофьев остановился у этого самого Утиного почти, вернее, над. И не потому, что гению не хватило октавы. А чтобы хотя бы витать, как Птичка, над всеми теми, кто пренебрегал, вязал, заглатывал, вел. Чтобы хотя бы витать над всем этим зоопарком, не в силах защитить содержимое всех животов от заглотного ужаса и не в силах петь, потому что горло болит уже нестерпимо – до самого верхнего си. А после си, как всем давно известно, – настоящий факап и есть.
Давайте сыграем «Чижик-Пыжик» с Уткой. Наука объяснить не может, но Утка все еще не переварилась и тихо вопиет, а в Боткинской больнице все еще возможно – почти все. Причем – почти без факапа.
Необъяснимая наука развивается быстро, вакцину от коронавируса взяла и придумала всего за полгода. Конечно, чуждый живот – место в смысле времени жизни не самое перспективное.
Но.
Надо надеяться. Хотите – по-прежнему на Птичку, даже всё про Птичку понимая.
А лучше – на Чижика-Пыжика, про которого ничего понимать не надо, потому что безответственность сильно пьющего Чижика-Пыжика вопиюща, как нетихий кряк.
Но.
Как сказано мужчиной-поэтом (прозой, но тоже красиво), «есть странные сближения».
Лет сколько-то давно Чижика-Пыжика откачали-таки в Боткинской больнице, хотя и в другом городе. И вкачали в Чижика-Пыжика что-то такое, почти человеческое, даже вроде бы чуждое факапу.
И если бы Птичкой был Чижик-Пыжик из Боткинской больницы, пускай и бесконечно пьющий, все получилось бы. Чижик-Пыжик точно спел бы – во все здоровое горло доброго пьяницы, которому жа-а-а-алко, причем сию минутку, без почти.
Ну давайте сыграем хоть в сколько-то рук. Или я опять сыграю одной.
Разумеется.
Алла Хемлин – писатель.
комментарии(0)