Можно ли удержаться на газовом плато

Фото Reuters

Начало года выдалось благоприятным для российского газового экспорта. С января по апрель «Газпром» нарастил трубопроводные поставки в дальнее зарубежье на 28,3% в годовом выражении (на 15,1 млрд куб. м), следует из официального сообщения компании. При этом экспорт в Германию, ключевую страну на европейском рынке, увеличился на 36,8%, а в Турцию – более чем вдвое. Прирост не обошел стороной и экспорт сжиженного природного газа (СПГ): к примеру, отгрузки СПГ с малотоннажного завода в Высоцке (Ленинградская область) за тот же период увеличились на 36% (со 151 тыс. т до 206 тыс. т, согласно данным Refinitiv).

На руку поставщикам сыграла непривычно холодная, по европейским меркам, погода. К примеру, в Лондоне, по данным Национальной метеорологической службы Великобритании, с января по апрель было 25 дней, когда температура опускалась ниже нуля, тогда как годом ранее – лишь 7. Подстегнуло спрос на газ и восстановление в европейской промышленности: апрель, по данным IHS Markit, стал десятым подряд месяцем, когда индекс PMI Manufacturing находился в еврозоне выше отметки в 50 пунктов, преодоление которой является индикатором роста в обрабатывающих отраслях.

В результате, если к маю 2020 года подземные хранилища газа (ПХГ) были заполнены в Европе на 63%, то к маю 2021-го – лишь на 30%, согласно подсчетам ассоциации «Европейская газовая инфраструктура». Соответственно в теплый сезон для закачки в хранилища потребуется больше газа, нежели годом ранее, что также поддержит спрос: вовсе не случайно Международное энергетическое агентство (МЭА) в своем последнем квартальном обзоре спрогнозировало, что по итогам 2021 года потребление газа в Европе (включая Турцию) увеличится на 3% (до 538 млрд куб. м), превысив уровень докризисного 2019 года (537 млрд куб. м).

Однако это не означает, что для региональных поставщиков газа наступают безоблачные времена. Нынешнее посткризисное восстановление европейского рынка может оказаться прологом к его затяжной стагнации, особенно в сегменте электроэнергетики, на который до кризиса приходилась почти треть спроса. Собственно, стагнацию европейская газовая энергетика переживает последние десять лет: увеличившись на 60% с 2000 по 2010 год, выработка электроэнергии на газотурбинных электростанциях в Великобритании и нынешних 27 странах ЕС сократилась за 2010–2020 годы на 14% (до 656 тераватт-часов, ТВт-ч).

Виной тому – ужесточение конкуренции в электроэнергетике. Если за 2000–2010 годы прирост выработки на газовых станциях все тех же 28 европейских стран почти вдвое превысил ее прирост на «ветряках» и солнечных панелях (288 ТВт-ч против 151 ТВт-ч), то в 2010–2020 годы ситуация была зеркальной: прирост выработки на ветровых и солнечных станциях (на 454 ТВт-ч) перекрыл сокращение угольной генерации (на 439 ТВт-ч), не оставив дополнительных возможностей для газовой, которая также продемонстрировала снижение (на 108 ТВт-ч). Тем самым, если в первом десятилетии XXI века газовая генерация замещала угольную (ее объем сократился тогда на 107 ТВт-ч), то во втором уже газовая генерация стала вытесняться из структуры выработки в Европе.

В ближайшие годы схожий тренд может развернуться и в жилищном секторе, на который, по данным МЭА, до пандемии приходилось 26% европейского газового спроса. В основном из-за ограничений на использование газа для коммунальных бытовых нужд, к которым все чаще прибегают ведущие страны Европы. Так, в Нидерландах уже вступила в силу программа, призванная к 2030 году перевести с газа на возобновляемые источники отопление 1,5 млн из почти 8 млн частных домов, а также 15% зданий в коммерческом и государственном секторах. Схожую, пусть и менее значимую роль может сыграть и развитие электромобильного рынка: к 2030 году, по прогнозу МЭА, на электромобили будет приходиться 40% продаж легковушек в Европе – это сдержит спрос на газ в транспорте (1% от общего потребления газа на континенте).

Что не менее важно, риски торможения спроса будут сопряжены со все более возрастающей конкуренцией среди поставщиков. В их числе – американские производители СПГ, которые за последние три полных года кратно нарастили поставки в Европу – с 3,7 млрд куб. м в 2018 году до 18,4 млрд куб. м в 2019-м и 26,8 млрд куб. м в 2020-м, согласно данным Refinitiv. Прирост экспорта наверняка будет зафиксирован и по итогам нынешнего года, учитывая, что в марте в Техасе была введена в строй третья очередь проекта Chorpus Christi LNG (мощностью 6,8 млрд куб. м в год).

Потенциал наращивания экспорта есть и у трубопроводных поставщиков – Турции, открывшей в прошлом году в Черном море крупнейшее для себя месторождение с предварительными запасами в 405 млрд куб. м; Азербайджана, который с ноября начал экспортировать газ в Южную Европу по Трансадриатическому трубопроводу мощностью 10 млрд куб. в год (с возможностью расширения до 20 млрд куб. м); и Норвегии, которая осенью следующего года начнет поставлять газ в Польшу по газопроводу Baltic pipe годовой мощностью 10 млрд куб. м.

Несколько облегчить бремя конкуренции может сокращение собственной газодобычи в Европе – в частности в Нидерландах, где в 2022 году будет прекращено использование месторождения «Гронинген», на котором в прошлом году добыча сократилась с 17,5 млрд до 8,7 млрд куб. м; и в Дании, добывавшей в 2019 году 3,2 млрд куб. м газа, но объявившей в декабре о приостановке выдачи новых лицензий по добыче в Северном море. Сколь сильно это поддержит европейский газовый импорт, учитывая уже упомянутое сжатие спроса? Большой вопрос.