Олег Мареев
Фото Александра Авилова / Агентство «Москва»
Старое искусство сдает свои позиции. Конечно, я не утверждаю, что старое искусство никому не нужно – в Третьяковке ежедневно аншлаг. Вопрос, мне кажется, в подходе.
Что меня поразило на ярмарке современного искусства Art Russia? Не то, что висело на стенах и не то, что стояло на подиумах. Меня поразили ЛИЦА. Лица посетителей ярмарки. Для того чтобы объяснить свою мысль, вернусь на несколько лет назад к короткой истории, которая, как мне кажется, идеально иллюстрирует эту мысль. Мы с моим товарищем, известным лондонским дилером, сидели на заднем ряду в зале аукционного дома и участвовали в торгах старого японского искусства. И в какой-то момент он внезапно произнес: «Олег, знаешь, в чем главная проблема нашего рынка? В головах!» На мои удивленно поднятые брови он кивнул на ряды людей, сидевших перед нами, – и он был прав – все макушки перед нами были лысыми или седыми. Катастрофическое отсутствие молодых людей, заинтересованных в искусстве, – вот одна из очевидных проблем.
Незаметно рядом с нами выросло целое поколение людей, кардинально отличных от нас. Те, кому 20–30 лет – у них совершенно нет ностальгии. Они не могут ностальгировать по СССР, потому что это для них такое же мифическое время, как меловой период или война 1812 года. Для нас комедия Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» строилась на контрасте реалий Древней Руси и современности. Для нынешнего поколения это одинаково далекие эпохи. Они не понимают соль шуток, потому что звонящая по таксофону девушка – для них такая же древность, как и опричники с бердышами.
К чему я все веду? Мы упускаем нынешнее цифровое поколение. Они говорят на другом языке, они родились в другую эпоху и их эстетические ориентиры формируются мемами, инстаграмом и тиктоком. Они обладают клиповым мышлением и сразу проглатывают образ. Да, они не умеют долго рассматривать, им сложно сосредоточиться на одном образе или одной истории. Они привыкли свайпить – смахивать то, что им неинтересно. Это такая художественная гильотина – если ты не интересен, тебя мгновенно смахнут, чтобы начать смотреть что-то новое. В нашу аналоговую эпоху возможности перемотки были очень ограничены. Мы привыкли ждать, терпеть. Можно использовать другие глаголы – смысл остается тот же. Для нас понятно слово: «ожидание» – мы умеем ждать. Новое поколение ждать не умеет. Очередь в два человека в магазине – уже много. Вызов такси больше чем за минуту – уже долго. Это не плохо и не хорошо. Это просто новая реальность. С новыми людьми, в значительной части отличающимися от нас.
Почему условно «старое» искусство в данный момент проигрывает? Потому что оно игнорирует потребности нового поколения. Та схема, которая работала долгие годы, уже давно буксует, но руководство выставки «старого» искусства продолжает городить «богатые» галереи с канделябрами, подсвечниками и серебряными ложками, а то, что для молодого поколения это все выглядит как экспозиция палеонтологического музея, их не беспокоит. Впрочем, если с коммерческой точки зрения проект успешен – зачем что-то менять? «Если работает – не трогай» – гласит старый принцип. Однако, мне кажется, отсутствие внутренней динамики не идет выставке на пользу. Гибридная концепция, в рамках которой устроители планировали совместить старое и современное искусство, представляется не очень рабочей схемой, ибо впрячь в одну повозку коня и трепетную лань очень сложно. Старому, тяжеловесному искусству тесно с искусством современным, легким и во многом даже поверхностным. Совмещенные вместе, в одном пространстве, они не рифмуются, а конфликтуют. Смотрят с презрением друг на друга.
Помните, в самом начале текста я отметил массу новых лиц? Это стало для меня настоящим откровением. Новые, свежие, чистые, молодые лица. И они свидетельствуют об интересе к искусству в целом у цифрового поколения. Просто они уже привыкли к другому искусству. Они мыслят иначе, и им важно, чтобы с ними говорили на понятном им языке. Я не предлагаю капитулировать и соглашаться с тезисом 15-летних девочек о том, что Моргенштерн «лучший поэт, чем Пушкин». Я лишь говорю, что рядом с нами, параллельно, развивается и живет огромная Художественная Вселенная, с которой мы совершенно не пересекаемся. Есть масса людей, которые никогда не пойдут на антикварную ярмарку. Я говорю о том, что арт-пространство гораздо шире и разнообразнее, нежели нарезанная, как коммунальная квартира, выставка старого искусства. И посмотрите, какой разительный контраст с большими и светлыми пространствами, отведенными для современных работ. Мы, привыкшие к габаритам СССР – возможно, нам комфортнее слушать квартирники под гитару на кухне, но новое поколение – оно ждет стадионов. Оно просто не понимает, как может быть иначе. И устремленный ввысь, расчерченный солнечными лучами воздух Гостиного двора должен помочь нам, так зачем раскладывать искусство по ящичкам? Наша галерея совсем недавно, несколько лет назад, начала дрейфовать в сторону современного искусства, но это было обусловлено не столько коммерческими причинами. Мы почувствовали здесь не только огромный потенциал, но и настоящий вызов.
Как заинтересовать молодых людей? Какие ключи подобрать, чтобы услышать слова восхищения? Пока они не настолько платежеспособны, как завсегдатаи – посетители выставок старого искусства, но нам с ними интересно, мы готовы играть вдолгую. Я не хочу, чтобы эти ребята, зевнув, смахнули меня, свайпнули мимоходом. Я хочу, чтобы они остановились, заинтересовались, задали вопрос, взяли в руки и в идеальном варианте унесли с собой. Современную японскую гравюру или вазу китайского мастера. Мы хотим говорить на понятном им художественном языке. Чтобы они вслушались в поэзию Пушкина и полюбили ее. И пусть Моргенштерн потом доказывает, что он круче. До «Я помню чудное мгновенье..» ему как до Луны.
Ярмарка современного искусства научила меня художественной толерантности. Ведь проще всего отмахнуться от современного актуального и во многом провокационного искусства, обвинив его в безвкусице, отсутствии мастерства и тому подобных художественных грехах. Все это так. Здесь, как и везде, есть свои графоманы, неспособные создать что-то интересное, и использующие художественные «усилители вкуса» – чтобы было ярко, чтобы было броско. Показал разведенные ноги – «искусство». Зачем разведенные? «Я так вижу». В результате на стенах – словно какие-то плакаты по гинекологии, изготовленные в технике «холст-масло». Как заметил хороший актер Борис Клюев, «любая провокация идет от беспомощности». На ярмарке была «картина», на которой изображение Ленина было совмещено в рамках одной работы с обнаженной женской фигурой. Постеснялся подойти, чтобы узнать название и концепцию. Теперь жалею. Ибо: «Ленин и Жопа» – идеальная иллюстрация подобного художественного фастфуда. Когда не умеешь создать образ, композицию, подобрать цвет, смешать все это в гармоничных пропорциях – выручает банальная обнаженка. Спасибо, что хоть Ильич был одетый.
Конечно, и в современном искусстве не все идеально и гладко, конечно, там много графоманства и на рынке много работ с пониженной художественной ответственностью, но это не повод высокомерно задирать нос и начинать оплакивать классику: «Ухооодят, уходят великие! Искусство умирааает!» Да не умирает оно, успокойтесь, пожалуйста. Оно меняется, трансформируется, приспосабливается. Просто нужно признать, что ампир и барокко остались в прошлом, чтобы оставаться актуальным, искусство должно трансформироваться. Оно меняется, ищет новые художественные языки, новые способы взаимодействия с окружающим миром. И мы, если хотим быть интересными, должны меняться вместе с ним. Мы словно пытаемся играть на клавесине для парня в футболке, который может свести танцевальный трек, притулившись со смартфоном на троллейбусной остановке. По большому счету тут нет ничего нового. Это такая художественная проблема отцов и детей, и она была всегда. Она возвращается бумерангом, и от нее уже не увернуться.
А знаете что? Я отказываюсь капитулировать, я отказываюсь быть свайпленным в подвал истории, к ампирам и модернам. Это настоящий вызов для нас, и мы должны принять его. Ведь теперь задача многократно усложняется – как остаться интересными для наших постоянных уважаемых клиентов, которые давно разделяют наши эстетические ориентиры, и в то же время не выглядеть «нафталиновыми солдатами» для их детей, не выпускающими из рук смартфоны.
Резюмируя, ни в коем случае не хочу сказать, что старое искусство – это плохо, а современное искусство – безоговорочно хорошо. Мир состоит из полутонов, тем более когда мы говорим о таких тонких материях. Искусство делится на две простые категории. Бездарное и талантливое – и совершенно не важно, в каком году художник взял в руки кисть. Тысячу лет назад или в прошлую пятницу.
Этот текст как тост. «За художественную толерантность!» Чтобы было меньше антагонизма между двумя берегами одной широкой реки. Нужно больше наводить мостов. Больше выставок, ярмарок, музеев! Почитайте Пушкина, а я, так и быть, даже послушаю Моргенштерна. Только Ленина больше с задницами не рифмуйте, пожалуйста?
комментарии(0)