Принц балета и рыцарь революции

В дореволюционный и советский период нашей истории существовала хорошая традиция: демонстрируя приверженность высокому искусству, руководители страны сидели в царских ложах Мариинского и Большого театров. Давно их там не видели… Символом культуры новой России стал «Черный квадрат» Малевича, а не Одетта, в одночасье ставшая одиозной вместе с примкнувшей к ней Одиллией. Но если мы хотим, чтобы красота спасла пусть не весь мир, то хотя бы нашу родину, в центре Лубянской площади нужно установить статую балерины.

Альтернативные лица

Российский обыватель любит вставить с ехидной улыбочкой: «А также в области балета мы впереди планеты всей». В том смысле, что «страна дураков» (сам-то он умный) лидирует в совершенно не нужных нормальному человеку областях. Однако обыватель не привык докапываться до сути и не знает, оттуда эта фраза. Я люблю докапываться и давно выяснил, что из стихотворения Юрия Визбора с очень длинным названием, которое обычно сокращают: «Рассказ технолога Петухова». Так вот, африканскому принцу шибко не нравится «неприглядный вид» России: и холодно тут, и твист не танцуют. Африканцу возражает патриот из патриотов Петухов, который приводит отечественные достижения – в области ракет, плотин и классического танца. В конце разговора технолог восклицает: «Вот я, говорю, и делаю ракеты, / Перекрываю Енисей, / А также в области балета / Я, говорю, впереди планеты всей». После чего, очевидно, пускается в пляс, делая антраша и гран-батманы (разговор происходит в кафе).

У обывателя своя программа: нам, дескать, нужны не ракеты, а кастрюли; из-за строительства гидроэлектростанций затонуло множество деревень; балет не масло, его на хлеб не намажешь. Что ж, не нравятся отечественные ракеты – забудьте про Гагарина, считайте, как американцы, что первым человеком, побывавшим в космосе, был Алан Шепард. Не нравится перекрытие Енисея – сидите при свечах или жгите лучину. Не нравится российский балет – ходите в ночные клубы или смотрите телевизионные сериалы. Хотя какое может быть телевидение без перекрытия Енисея, Ангары и Волги-матушки?

Классический балет – для любви, а не для ненависти. Нужно сильно постараться, чтобы во время его просмотра у зрителя возникли отрицательные эмоции. Однако есть те, которые очень стараются. Успех «альтернативному искусству» приносит в немалой степени то, что большинство зрителей и слушателей под гипнозом толерантности боятся выразить свое неприятие даже в мыслях. У нас сегодня аплодируют чему угодно. Что это – безвкусица, «всемирная отзывчивость» или, используя выражение минувшей эпохи, «моральная неустойчивость»? В 2013 году швед Фредрик Ридман привез в Россию откровенное издевательство – шоу Swan Lake. Reloaded: «Лебединое озеро. Перезагрузка». С точки зрения хореографии, произведение откровенно слабое. Из скандинавских стран главной балетной державой была и осталась Дания, где хранят традиции великого Августа Бурнонвиля и поражавшей безупречной техникой Люсиль Гран. Прославленная Мария Тальони была шведкой по матери, но в наше время Швеция стала лидером в области танцевального авангарда и сексуальной революции. В итоге Злой гений переквалифицировался в хозяина борделя, где работают наркоманки, тянущие корявые, не похожие на крылья руки за очередной дозой. Главную диву заведения (аналог Одетты) бордельер хореографически насилует (па-де-де по-шведски). Теоретически можно осовременить коллизии «Озера»: ведь девушки-лебеди и в классическом варианте – заколдованные пленницы. Но важно, возвышает ли и очищает спектакль душу, вызывает ли он «чувства добрые». В одной из компьютерных игр есть два варианта действий: 1) освободить связанную девушку; 2) «поиграть» с ней. Г-ну Ридману ясно: надо «поиграть». А это вариант злой, садистский.

Один из участников спектакля поведал российской прессе: «Я даже немного боялся ехать сюда. Думал – вдруг люди будут бросать помидорами, кричать “бууу”, потому что мы, конечно, много здесь поменяли. И я знаю, как “Лебединое озеро” много значит для вас, ребята». Ничего, «новые русские ребята» вежливо хлопали немощными ладошками. Наиболее смелые зрители отважились лишь на то, чтобы мирно подняться и культурно уйти. А ведь шоу было сродни оскорблению флага, за что наши футбольные фанаты в Марселе били английских коллег по мор.., sorry, по их альтернативным лицам.

Идентификация Борна

Слышал когда-то по «Голосу партнера» (иронизирую: у нас что США, что НАТО, – «партнеры») рассуждения о том, что, мол, они на Западе лучше понимают тайный замысел Чайковского, что гомосексуальная постановка Мэтью Борна и есть настоящее «Лебединое озеро», что именно англосаксы – впереди планеты всей в области балета. Может, в британском бомонде «голубизной», перекрасившейся ныне в радужность, и принято гордиться. Но Петр Ильич Чайковский был не английский аристократ, а русский интеллигент: следовательно, человек совестливый и с нравственным чувством. Ему в голову не приходило гордиться своими тайными наклонностями.

Если в личной жизни композитор, возможно, и был грешен, то в творчестве – бескомпромиссен. Его художественный мир наполнен стихией женственности вплоть до матриархальности. Особенно ярко это выразилась в балетах. В первой постановке «Щелкунчика» герои попадали в царство феи Драже. В «Спящей красавице» миром управляют волшебницы: добрая и злая. В «Лебедином озере» Зигфрид прежде всего сын своей матери, Владетельной принцессы (отец принца не упомянут), и стремится к высшему проявлению женственности – Одетте.

Чайковский смолоду был балетоманом. Младший брат Петра Ильича – Модест – вспоминал: «В балете его главным образом пленяла фантастическая сторона, и балетов без превращений и полетов он не любил. От частых посещений он приобрел, однако, понимание в технике танцевального искусства и ценил “баллон”, “элевацию”, “твердость носка” и прочие премудрости. Выше всех балерин он ставил Феррарис. Больше всех балетов нравился ему, как, впрочем, и массе, “Жизель”, этот перл поэзии, музыки и хореографии».

Сочиняя музыку для лебедей, Чайковский явно держал в уме вилис – девушек-призраков из «Жизели». Искренне восхищаясь Дезире Арто как певицей и Амалией Феррарис как балериной, он создавал в операх партии Татьяны, Лизы, Иоланты, а в балетах – Одетты, Одиллии, Авроры – для женщин. Композитор никогда не держал фигу в кармане: для этого он был слишком хорошо воспитан. И ему был чужд этический и эстетический эпатаж.

Одна моя знакомая, посмотрев постановку Борна, назвала обитателей его балета «рассвирепевшими гусаками». На историко-культурологический взгляд, там нет даже гусей: такими в античности изображали сатиров, а в средневековье – чертей. Фигурантам балета только рогов и копыт не хватает. Мохнатые штаны на ногах исполнителей сразу вызывают в памяти у человека, знакомого с искусством Древней Греции, образ Пана – божества дикой природы. В балете возможен Пан – как в «Вальпургиевой ночи» из «Фауста». Но там он, по крайней мере, не маскируется под райскую птицу. Пусть бы сэр Мэтью (характерно, что не обожаемая англичанами Елизавета II, а ее сын, непопулярный принц Чарльз посвятил балетмейстера в рыцари) заказал либреттисту и композитору балет «Поляна сатиров» и сочинял к нему какую угодно хореографию. Обращение с шедевром Чайковского, которое позволил себе Борн, можно сравнить со сливанием лондонской канализации в чистое озеро российской культуры.

А о чем, в сущности, нормальное, классическое «Лебединое озеро»? Да о ней самой, о сущности – человеческой сути. О душе, стремящейся к светлому началу и при этом не слишком проницательной. Человек полон добрых устремлений и при этом наивен, легковерен, его можно обмануть. Такой ли германский сюжет балета? В нем заложены русские архетипы – знакомый с детства треугольник «Иван-царевич – Василиса Премудрая – Кащей Бессмертный». В «Озере» при символически-германском антураже – абсолютно русский менталитет. Тоска по идеалу и одновременно духовная слепота – готовность принять черное за белое. И прозрение, и покаяние, и схватка со злом, и победа добра: то, что не раз происходило в отечественной истории.

Я памятник тебе воздвигну рукотворный

Хотя Королевский балет Великобритании старается держать высокую планку, Англия – великая футбольная, а не балетная держава. Но вот парадокс: рядом с лондонским театром Ковент Гарден сидит бронзовая балерина. Около Большого и Мариинского театров места для подобной скульптуры не нашлось. На куполе другого театра британской столицы, Виктория Палас, – позолоченная статуя Анны Павловой. В Санкт-Петербурге нет и обычной. Статуя Галины Улановой работы Елены Янсон-Манизер в северной столице скрыта во дворе Академии имени Вагановой. На монумент Майи Плисецкой в Москве лучше смотреть сквозь пальцы…

После того как в 1991 году статую «рыцаря революции» Дзержинского сбросили с пьедестала, Лубянская площадь оказалась без смыслового центра. Одно время именно здесь собирались установить колоссальный памятник святому князю Владимиру. Предложение раскритиковали, Владимира поставили рядом с Кремлем. Однако критиковать все мастера, труднее предложить вдохновляющую замену «железному Феликсу». По-моему, вариант очень простой: фонтан. Он существовал на Лубянской площади до революции, в 1930-х годах его перенесли к зданию Президиума АН СССР в Нескучном саду. Лучше сделать фонтан не с одной центральной струей, а с несколькими по кругу. А в центре должна стоять мраморная балерина или скульптурная группа: Одетта с принцем. И как память о 1991 годе, и, что гораздо важнее, как выражение едва ли не главного символа отечественной культуры, которой сегодня в России уделяется несравненно меньше внимания, чем политическим дрязгам.

Николай Бердяев писал, что в глубине русской души кроется «вечно-бабье, не вечно-женственное». Резко сказано, но что-то в этом есть. В отличие от настоящей женщины, баба – истеричка. Беда в том, что у России (по крайней мере, у немалой части ее населения) истерическое мышление, у нас готовы колотить посуду (в прямом и переносном смысле) по поводу и без повода. Глядишь, расколотят и Одетту, если она будет из мрамора. Впрочем, ФСБ рядом, можно было бы присматривать за скульптурой из окон или поставить охранника. При Петре I в Летнем саду установили беломраморную статую Венеры Таврической (ныне находится в Эрмитаже). А чтобы народ не сотворил что-нибудь непотребное с «белой дьяволицей», как называли тогда «новые петербуржцы» обнаженную фигуру богини красоты и любви, к Венере приставили часового – рослого гренадера.

Готов предложить скульптора, способного воплотить балетного лебедя в камне или металле. Это Андрей Коробцов, автор памятника Ивану III в Калуге, Столыпину в Москве, Ржевского мемориала у деревни Хорошево. Он в родстве с балетом: женат на прима-балерине Большого театра Евгении Образцовой, у них дочери-двойняшки.

Сколько бы ни носились у нас с футболом, России не быть великой футбольной державой. Балетной – быть, если люди сохранят преданность «устаревшей» классике. Главное – быть впереди планеты всей в области балета.