Французы увидели в Шираке самих себя

Фото Mustafa Yalcin/Anadolu Agency via Getty Images

Главным событием французской общественной жизни последних недель стали торжественно-траурные мероприятия в связи с кончиной на 87-м году жизни бывшего президента Жака Ширака. Среди желающих проститься с ним французов были представители столицы и провинции, любых партий – правых и левых, верные друзья и непримиримые оппоненты. Столь редкий для политического класса Франции экуменизм не был случайным – он отражал настроения массы рядовых граждан разных поколений, взглядов, симпатий и антипатий, в том числе к самому Шираку при его жизни.

Между тем с тех пор, как бывший президент покинул политическую авансцену, прошли долгие 12 лет – достаточный срок, чтобы многие забыли или просто не знали его. К тому же последние годы в Елисейском дворце оказались для него весьма неудачными (провал на референдуме проекта Конституции ЕС, бунты иммигрантов в пригородах, протесты молодежи против закона о первой занятости и т.д.). Ширак даже попал под суд и получил два года условно за нецелевое использование средств мэрии Парижа, что значительно ухудшило состояние его здоровья после перенесенного инсульта.

Тем более впечатляющей стала острая реакция простых людей на его кончину. В холодный, дождливый осенний день перед входом в Елисейский дворец и Дом инвалидов выстроились длинные колонны людей, которые хотели оставить записи в почетной книге памяти. Они часами терпеливо ждали своей очереди с раннего утра до поздней ночи.

В поисках причин столь бурных эмоций многие местные и иностранные аналитики объясняют их не единством, а, напротив, глубоким расколом современного французского общества, которое инстинктивно пытается преодолеть его ностальгией по идеализированному прошлому.

Подобные настроения дают о себе знать в большинстве постиндустриальных стран Запада, где издержки глобализации и цифровой революции усугубляют контрасты состояний и доходов в ущерб среднему классу. Отсутствие уверенности в завтрашнем дне и перспектив для молодежи превращает его из оплота стабильности общества в фактор подрыва прежнего порядка, подпитывая радикальные популистские движения.

Во Франции эти тенденции приняли своеобразную форму конфликтов не только материального, но и морально-этического, ценностного характера в связи с проблемами равноправия женщин, положения этнических, религиозных и сексуальных меньшинств, особенно иммигрантов из мусульманских стран Африки и Ближнего Востока. Интересы жителей крупных французских городских агломераций, успешно вписавшихся в качественно новый контекст, сталкиваются с недовольством обитателей пригородных зон и сельской местности утечкой производства, торговли, рабочих мест, деградацией социальной инфраструктуры (образования, медицины, жилья, транспорта и т.д.).

В таких условиях фигура Ширака оказалась столь востребованной потому, что за 40 лет его политической карьеры он лучше, чем любой другой лидер, представлял собой сочетание самых неоднозначных, трудно совместимых аспектов не только общественной жизни, но и национальной психологии французов, на какой-то момент увидевших в нем, как в зеркале, самих себя со всеми их достоинствами и недостатками.

Умение сочетать, казалось бы, несовместимое отличала эволюцию партийно-политического профиля Ширака. После недолгих левацких увлечений студенческих лент он твердо вступил в политику с правого фланга, где остался навсегда. Его «крестным отцом» был преемник генерала де Голля Жорж Помпиду, прозвавший своего молодого протеже за редкую энергию, динамизм, организационную хватку и ораторский талант «бульдозером».

Из идейного арсенала голлизма Ширак всегда сохранял основные ориентиры – верность институтам Пятой республики с преобладанием исполнительной власти во главе с президентом над законодательной, независимость при принятии решений на международной арене в вопросах национальной безопасности.

Самым ярким примером голлистского подхода во внешней политике, бесспорно, была его твердая оппозиция вторжению США с их союзниками в Ирак в 2003 году под ложным предлогом и без решения СБ ООН.

Именно Ширак впервые назвал два главных вызова, с которыми столкнулась ныне Франция, – неравенство («социальный надлом») и экологию («наш дом горит, а мы смотрим в сторону»), но практических действий за этим так и не последовало. Тем не менее он отнюдь не заслужил иронического прозвища «ленивый король» (как называли последних монархов средневековой династии Меровингов), которым наградили его оппоненты в конце второго президентского срока. Для него углубление раскола общества, чреватого как уже не раз бывало в прошлом, катастрофическими последствиями, было неприемлемо. Сегодня, когда пробил час смены прежней социально-экономической модели, большинство французов скорее благодарны Шираку за то, что он отложил его до лучших времен.

Особое место в сфере его интересов всегда занимала Россия. Изучив еще студентом русский язык и попытавшись даже перевести пушкинского «Евгения Онегина», он твердо считал Россию вслед за де Голлем органической, хотя и своеобразной частью Европы. Это во многом объясняет высокую оценку Владимиром Путиным Ширака, несмотря на разрыв в возрасте (20 лет), как того из западных лидеров, с которым у него установились доверительные личные отношения. В начале 2000-х годов, когда Путин был только избран главой государства, именно Ширак принял его в Париже как равноправного собеседника и вручил Большой крест ордена Почетного легиона. Такое не забывается…

Характерно, что Путин оказался единственным из лидеров пятерки великих держав – постоянных членов СБ ООН, который прибыл в Париж на похороны.