Правосудие ни для кого

Фото Pixabay.com

«Шашкой ни в коем случае махать нельзя», - сказал недавно президент Владимир Путин, рассуждая о реформировании правоохранительной и судебной систем в России, - «Нужно подходить профессионально, без лозунгов, а понимать, что происходит внутри системы, к чему мы должны прийти». Но если в отношении правоохранительной системы еще возможны какие-то разночтения, то с судебной все предельно ясно. Ключевую проблему института сформулировал, собственно, сам президент: тотальное отсутствие доверия к судебной системе в целом, и судьям в частности. «Судья должен быть примером порядочности, объективности и неподкупности», - говорил президент. К сожалению, этот призыв утонул в пучине самой же системы, десятилетиями формировавшейся под запрос следствия («Был бы человек, а статья найдется»), а посему, по сей день ориентированной не на объективность, а на обвинение.  

Показательным примером в этом смысле можно назвать дело «Тольяттиазота», которое рассматривает в Комсомольском суде города Тольятти судья Андрей Кириллов.

Судебное разбирательство проводится по обвинению бывших руководителей одного из крупнейших производителей удобрений в России, компании «Тольяттиазот» (ТОАЗ), выдвинутым ее миноритарными акционерами - компанией «Уралхим» и Евгением Седыкиным. Уголовное дело сложное и запутанное - следствие по нему, до передачи в суд, шло много длилось 5 лет, и было связано с множеством скандалов – от грубых ошибок в экспертизах до вызовов «Скорой помощи» после жестких допросов некоторых свидетелей. Впрочем, проблемы следственной работы в России это предмет для отдельной статьи. На сегодняшний день дело передано в суд, где ситуация, на мой взгляд, выглядит тем более вопиющей, учитывая тот факт, что речь здесь идет исключительно о споре, говоря канцелярским языком - хозяйствующих субъектов. Но этот еще и тот случай, когда миноритарные акционеры пытаются посредством возбуждения уголовных дел осуществить получить контроль над успешным химическим предприятием.

Что же меня настораживает в работе судьи Кириллова? Вопросы вызывает, в первую очередь, резкое изменение ведения судебного процесса, в котором он рассматривает дело: если весь прошлый год этот служитель закона с многолетним опытом, не щадя себя, скрупулёзно изучал монструозные массивы доказательств и выслушивал подробнейшие показания свидетелей (не потому ли, что это были свидетели обвинения?), не ссылаясь на сроки судебного разбирательства и предоставляя сколько угодно времени для подготовки прокурорам, то начиная с этого года, судья. похоже, полностью поменял свой подход. Так, график судебных заседаний максимально уплотнился (теперь они проходят каждый рабочий день, то есть по 10 судебных заседаний за 2 недели, а ранее при представлении доказательств прокурорами – было всего по 3 судебных заседания за эти же 2 недели). Свидетельские показания, вероятно, уже порядком утомили судью Кириллова, иначе просто нельзя объяснить тот факт, что судья, который весь прошлый год рассмотрения дела так подробно заслушивал всех участников процесса, вдруг усомнился в целесообразности допроса свидетелей от ТОАЗа, признанного, кстати, потерпевшим уже после окончания следствия, на стадии предварительного слушания в суде. Более того, представителям завода предложили представить список свидетелей, планируемых к вызову в суд, причем с обоснованием, зачем именно они нужны, и какие показания будут давать. Видимо, на основании анализа этих данных планировалось принять решение, кто из этих свидетелей будет допущен до допроса в суде, а кто недостоин быть выслушан в судебном процессе.

Это, по моему мнению, противоречило уголовно-процессуальному закону России.

Вероятно, с целью оптимизировать временные затраты, а заодно и лишить возможности участия в судебном процессе вообще – судья отклонил ходатайство представителя компании Florentа, выступающей в деле в качестве гражданского ответчика. Иностранный представитель указанной компании, прибывший в процесс по приглашению суда, попросил суд об отсрочке заседания для того, чтобы перевести материалы дела (а это более 500 томов) на английский язык, поскольку русским он не владеет, а также для ознакомления с документами. Однако Кириллов, видимо, счел это необязательным.

Излишней судья, по всей видимости, с недавних пор считает и публичность процесса:  если на первом этапе слушаний, в ходе которого допрашивались свидетели обвинения, вход в судебный зал для прессы был свободный, то теперь представителям СМИ приходится буквально с боем прорываться на заседания, а то и вовсе ожидать новостей из зала суда на улице. Как, например, случилось на последнем слушании, состоявшемся на днях, когда в зал не пропустили камеру одного из телеканалов.

Опубликованная главным судом страны статистика показала, что число оправдательных приговоров составляет в нашей стране ничтожные 0,2% от общего числа решений. В 2013 году их было в три раза больше. В 2017 году суды вынесли оправдательные вердикты по 0,36% всех дел: на один оправдательный приговор приходилось 446 обвинительных.

Чтобы понять, как такая статистика выглядит со стороны, достаточно сравнить ее с результатами работы систем правосудия других стран. В Канаде официально 97% вердиктов по уголовным делам - обвинительные. Однако эта цифра не учитывает того, что почти треть всех внесенных в суды дел было прекращено за недостаточностью доказательств. В системе судов Англии и Уэльса процент обвинительных приговоров достигает 80%. В Израиле - 93%.

Главная причина такого перекоса – неискореняемый обвинительный уклон системы. Суд видит и ведет себя как единый следственно-судебный комплекс, нацеленный не на вынесение справедливого решения, а на обвинение. Это, кстати, как мне кажется, подтвердил и заместитель председателя Верховного суда Владимир Давыдов. Правда, сделал он это несколько своеобразно. «Некоторые издания публикуют свои соображения по поводу оправдательных приговоров, что их должно быть 18-20%. Их при всем желании не может быть столько, максимум 10%», - сказал судья, не уточнив, почему «желание» должно ограничиваться этим порогом справедливости.

Поэтому в ее нынешнем состоянии правоохранительная система по большей части либо занимается активной эксплуатацией статей, по которым можно быстро возбудить дела, либо откровенно выполняет чей-то заказ. Обсуждение новых национальных проектов развития страны, стимулирование активности бизнеса всех масштабов - от крупной корпорации до малого предприятия, повышение социальной мобильности и качества человеческого капитала - все это лишено смысла, пока в стране существуют суды, не исполняющие свое прямое назначение - обеспечение справедливого и основанного на законе рассмотрения всех категорий дел, включая уголовные дела. Никто не выигрывает от этого - прежде всего, на пути динамичного развития отечественной экономики.

В конце 2004 года президент Владимир Путин, выступая на VI Всероссийском съезде судей сказал: «Первое – это наиболее полная реализация принципа независимости суда. Этот важнейший принцип все годы реформы был, что называется, во главе угла, и сегодня он не потерял своей значимости и актуальности.

Независимость судебной власти – это не почетная привилегия, а необходимое условие выполнения ею своей конституционной функции в системе разделения властей». Вот и спустя 15 лет можно констатировать, что этот тезис не утратил своей актуальности.