Вера Цветкова.
Аслан Ахмадов и картина № 26.
Фото автора
В Музее современного искусства на Гоголевском бульваре открылась выставка Аслана Ахмадова RED. Бывший участник группы Fresh Art, известный своими спецпроектами со звездами первой величины (и документальным циклом «Бабье лето» на телеканале «Домашний»), он создал весьма необычный синтетический продукт. Затруднительно сказать, чем является RED – еще фотовыставкой или уже выставкой картин, ведь автор пользовался не только цифровыми технологиями, но и кистью. Обозреватель «НГ» Вера ЦВЕТКОВА встретилась и поговорила с Асланом АХМАДОВЫМ.
– Аслан, поясни фразу из пресс-релиза: «Вооружившись фотоаппаратом, цифровыми технологиями и старой кистью, художник создает универсальную структуру самопознания субъекта».
– Идея создания этих картин появилась давно, однако наброски годы лежали без движения. Когда я решил к ним вернуться, на работу над ними ушло лет восемь: работа над каждой картиной занимала около месяца и была очень кропотливой, это сложнейшая технология. От изначальной фотографии остается процентов семь: идут наслоения изображений, потом печать, потом поверху рисуется краской, снова сканируется... В одной работе порядка 400–500 цветов и оттенков, каждый вынесен в отдельный слой. Не подумай, что это из области выпендрежа или какого-то выверта, – просто последние 20 лет я снимаю очень много, и в какой-то момент фотография потеряла для меня свой изначальный смысл. Я знаю механизмы, знаю степень психологического воздействия, чтобы получить от модели тот или иной результат. Я понял, что в жанре портрета научить меня чему-нибудь сложно – не то чтобы мне это наскучило, но мне захотелось найти некую новую форму передачи мысли, новую форму изображения. Мне захотелось получить из того, что есть, то, что в это вкладываю я. Затереть ту личность, что в кадре, и оставить то, что вижу в этой личности я. Каждая из картин – это конкретная история, связанная с конкретным человеком на тот момент времени, когда я ее рисовал.
– Но портреты не подписаны, а пронумерованы. Например, Лолита Милявская поведала окружающим, что № 6 – ее портрет.
– Работы как поиск совершенной формы символичны, они – выражение моего понимания безупречности. Повторяю, отобрав лучшие фотографии, я трансформировал их в нечто более выразительное, чем просто понятное внешнее изображение – портреты, которые можно подписать. Считай, что такова концепция этой выставки.
– Как и следует из названия, основной цвет работ – красный. Красный – красивый, красное любят дети (и, как говорят ученые, дураки), но красный цвет еще и агрессивный...
– Знаю, но для меня это не цвет агрессии, а наоборот, цвет огня, цвет чего-то теплого и торжественного. Красный цвет отражает то состояние, в котором я работал над этими картинами.
– А почему картины довольно большого размера, ты изначально их делал с прицелом на такой размер?
– В процессе работы невозможно угадать, какой размер будет оптимальным. Понимаешь, от пространства очень многое зависит. Стали было печатать размер в два раза меньше – не то. Я когда пришел сюда и увидел белые стены, мне поплохело: на белом картины смотрелись не так, как они должны были смотреться. Нам (с организацией экспозиции мне помогали мои друзья) позволили перекрасить стены в черный цвет с условием, что по окончании выставки 20 января они будут перекрашены обратно в белый. Представляешь, сколько слоев надо положить на черную стену, чтобы она опять стала белой?.. В итоге мы неделю затягивали стены черной материей; поцарапали одну половицу, я вручную ее полировал... Догадываюсь, каким будет следующий вопрос – почему в залах стоит полумрак. Отвечаю: потому что нет общего освещения, есть свет, прямо направленный на картины, – так лучше сосредоточить внимание зрителя.
–Боюсь показаться неприличной – дорого тебе встало это удовольствие, персональная выставка на Гоголевском?
– Как сказать. Если учесть, что печать оплатили спонсоры, а хозяин зала, Василий Церетели, дай ему Бог здоровья, ни копейки не взял за аренду, которая в таких местах бывает многомиллионной, я легко отделался.
– Цифровая техника фактически обесценила фотографию как искусство. Или и вообще только черно-белое изображение можно считать искусством?
– Не согласен, существуют шедевры, снятые даже на мобильный телефон. Дело не в технике, а во взгляде на жизнь – как ты это видишь, а не чем ты это смотришь. Взгляд на жизнь у всех разный, у кого-то он совпадает с эстетикой других людей и если это совпадение случается – степень удовольствия, которую ты получаешь, глядя на то или иное произведение, и есть твоя градация искусства.
– Ты часто меняешь свой внешний облик настолько, что тебя можно просто не узнать. По «Бабьему лету» я тебя запомнила в образе утонченном и романтическом, а ты пришел на интервью а-ля успешный топ-менеджер. То блондин, то брюнет, то кареглазый, то голубоглазый... Что это, просчитанная смена имиджа или внутренняя потребность?
– Никакого расчета нет вообще! Уверяю тебя, у меня достаточно средств самовыражения в творчестве (позавчера, кстати, придумал новый мультимедийный проект, сочетающий в себе кино, фотографию и литературу), творческая реализация приносит мне значительно больше удовлетворения, чем отражение в зеркале. Я всегда собой недоволен, я от себя очень устаю – видимо, отсюда поиск совершенной формы. Наверное, если бы я был удовлетворен собой – частой смены образов не происходило бы.
