Финал-фантазия

Петербургский режиссер Денис Нейманд по образованию дизайнер, он окончил Училище им. В.И.Мухиной. Долгое время работал в рекламе, потом снимал документальные фильмы в жанре мокьюментари. В кино попал с легкой руки сценариста Константина Мурзенко, который вроде как подарил ему один свой сценарий. Нейманд планировал стать продюсером, но не смог найти подходящего режиссера, пришлось мучиться самому. Так получилась его дебютная картина «Жесть». Вторая полнометражная работа – «Открытое пространство» – вышла в 2008-м, а за ней последовал сериал «Башня», разговор о котором «НГ-антракт» начал неделю назад (см. номер от 14.01.11). В феврале в продажу должен выйти DVD первого сезона «Башни». Корреспондент «НГ» Амалия КРАСКОВА встретилась с Денисом НЕЙМАНДОМ в маленькой тесной аппаратной на «Мосфильме», где он как раз заканчивал техническую работу над видео и звуком.

– Денис, ваш сериал «Башня», он вообще про что? Про человеческие грехи?

– Я воспринимаю сериал как изобразительное искусство. Это некий портрет современного человечества. Многие сериалы изображают людей внешне, как социальные единицы, а не человеческие существа. В «Башне» люди показаны еще и с внутренней стороны.

– В сюжете есть четкая закономерность – в каждой серии выдвигается новая версия случившегося. Этот жесткий сценарный прием специально придуман?

– Безусловно. В тексте вертикальная структура: по две серии посвящаются каждому из восьми героев, и каждый приходит к выводу, что все случилось по его вине. Кто-то даже приводит доказательства в пользу своей версии, как, например, профессор Бергер с научными выкладками. У кого-то просто бессознательное ощущение, как у девушки Юли, у которой происходит мощный переворот в душе.

– Все это очень напоминает «Лост» Абрамса.

– Хотите верьте, хотите нет, но я не смотрел сериалы, с которыми сейчас сравнивают «Башню». У «Лоста» я видел только первые 15 минут, где идут титры, дальше смотреть не стал.

– А «Солярис» Тарковского? К примеру, то, что героям, запертым в Башне, начинают мерещиться покойники и живые начинают просить у них прощения.

– Да, с «Солярисом» много общего. Наверное, и с «Лостом» тоже... (Задумывается.) Я никогда не пытался ничего копировать, вообще не умею этого делать. Для меня, как режиссера, это был полный эксперимент. Понимаете, «Солярис» и «Лост» и еще другие примеры, это же и Гоголь тоже, наверное, и Достоевский. И масса всяких литературных источников, в которых герой поставлен лицом к лицу со своим грехом, ошибкой, которую он совершил в прошлом. Это же не Станислав Лем придумал, он просто использовал это в качестве сюжетного хребта.

– Вы сами сериалы по ТВ смотрите?

– Я вообще систематически телевизор не смотрю. Нет такого увлечения. Но в своей жизни я, конечно, посмотрел какие-то сериалы. Из последних «Клан Сопрано» – выдающаяся работа, которая полностью переворачивает представление о том, что такое сериал. Немножко видел True blood (американский сериал про вампиров «Настоящая кровь». – «НГ»), понравилось. Когда-то давно, помню, поразил «Твин Пикс». Тогда я вообще был полным неофитом, подумал: «Ну ничего себе!» Линч вообще интереснейший художник, уникальная личность, хоть я и не согласен с его мироощущением. Он очень, на мой взгляд, вовлечен в темы инфернальности, ада. Мне ближе христианский независимый кинематограф: Мартин Скорсезе, Абель Феррара. Они занимаются как раз тем, чем и «Башня», – выворачивают людей наизнанку, но с точки зрения христианской парадигмы.

– Не пытаетесь что-то перенимать у мэтров для себя?

– Наверное, подсознательно пытаюсь перенять манеру снимать диалоги. Пытаюсь придать каждому диалогу определенный ритм в зависимости от его содержания. Очень часто в нашем современном кино актеров заставляют говорить быстро, потом режут их по фразам, хотят создать общее ощущение американского кино. Но это чушь. Американский кинематограф разный. В блокбастерах действительно есть ритмически построенная диалоговая основа, но сделано это с понятной целью – экономится время для экшена. Диалоги делают очень функциональными. Но в этом не всегда есть необходимость, гораздо любопытнее бывает смотреть на реакцию людей. И у того же Линча, кстати, это здорово сделано, он очень мощно использует пространство диалога.

– Стиль ваших фильмов, манера съемки в них радикально отличаются от того, к чему мы привыкли в российском кино. Спутать невозможно. Такой Тони Скотт немного. Откуда у вас это?

– Это не я придумал, конечно, это результат сотрудничества. Вообще, кино, да и сериальное производство – это не личный проект одного режиссера, а работа большой команды, которая выдает результат. И он зависит от единодушия. У меня нет какого-то манифестарного представления о том, как я точно хочу, чтобы было. Я сторонник того, что надо каждому человеку дать возможность выразиться. Прежде всего оператору-постановщику. В случае с «Башней» был оператор Федя Лясс, с которым мы товарищи давнишние. Мы с ним часто обсуждаем новинки кинематографа и работаем вместе. Поэтому то, что вы говорите о способе съемки, скорее Федина заслуга. А я просто готов принять это, мне не интересно снимать эти «восьмерки». Хотя в «восьмерках» нет ничего плохого...

– Но их же невозможно смотреть чаще всего. У нас же только ими одними все снимается. А у вас все наоборот.

– Поймите, это иллюзия. И у Тони Скотта, и у нас тоже. Ну, грубо говоря, когда мы видим фильм Иоселиани, у которого по две-три минуты длится кадр, это, конечно, не иллюзия. Это действительно так. Это очень длинное, медленное кино. Но вот, к примеру, на этой студии монтируется сейчас другой сериал, в котором по тысяче склеек на серию. А у нас по 320 всего. На 45 минут это совсем немного, уверяю вас. И тем не менее возникает ощущение какого-то рваного динамичного изображения. Да, это осознанный прием. И еще крупные планы. В кино такой план часто бывает очень страшным, он огромный, а в телевизоре мы подумали, что имеем право пользоваться им чаще.

– Предполагали, что у «Башни» будет такой успех?

– У меня никогда в жизни не получалось снимать проходные вещи. Не потому, что я такой идейный художник, судьба так складывалась. В этот раз было очевидно, что это сериал, в котором придется экспериментировать, придумывать новое, доказывать какую-то свою художественную линию. Я был уверен, что получится интересно. Этот сериал не поп-искусство, а авторское высказывание группы людей, команды. В такой ситуации авторы всегда бегут немного впереди паровоза, опережают зрительский интерес. Поэтому и ожидать бешеных рейтингов смысла нет. Телевидение не предлагает зрителю напрягаться, не задает сложные вопросы. Ящик смотрят после работы, чтобы отдохнуть. Чтобы сейчас заставить кого-то что-то посмотреть, надо показать ему либо очень дорогую, широко отрекламированную, пафосную работу со звездами, либо глубоко личное открытие, типа, «я на YouTube увидел такого парня, который отлично поет под гитару, и мне это страшно нравится»! В мире господствуют только эти два подхода. Все, что между – нормальный телевизионный продукт или кино, – воспринимается ну... или посмеяться, или забыть через час. Поэтому мы оказались в таких условиях, когда вынуждены пробиваться, как сквозь лед. Хотя есть тенденция, что сериалы становятся популярнее, чем кино.

– Интересно – почему, кстати.

– Мы жаловались тут одному ведущему продюсеру нашей страны, мол, нас мало смотрят, хотелось бы больше. Он говорит: «Ничего себе мало, вас смотрели 3 миллиона человек в течение месяца». Российских полнометражных фильмов, на которые бы 3 миллиона купили билеты, их всего два или три, а сериалы собирают и больше. И то это только по телевизору. А сколько людей качают из Интернета, мы даже не знаем. Мне кажется, это потому, что у сериала нет конца. На фильм люди идут, уже зная или предполагая, чем все закончится, есть опыт восприятия жанров. Бывают, конечно, гениальные вещи, где все закончилось, а ты все ходишь и думаешь три недели. Например, «Белая лента» Ханеке – потрясающий фильм, вроде все понятно, но сколько философского. А тут – непонятно. В сериале финал предлагается в качестве додумывания, фантазии. В этом смысле сериальный формат более уважителен по отношению к современному зрителю, которому надоело, что его кормят готовыми формулировками.

– Что по поводу второго сезона «Башни»?

– Пока пишется сценарий, у нас остался один Ткаченко, они с Бачило разошлись идеологически (авторы сценария первого сезона – писатели-фантасты Александр Бачило и Игорь Ткаченко. – «НГ»). Уже написана почти половина, но мы решили, что начнем съемки, только когда сценарий будет полностью готов. Хотим сделать вторую «Башню», максимально не похожую на первую. Будет еще более шокирующая обстановка и совершенно другие события.

– Герои-то останутся?

– Герои останутся, даже новые появятся. Но месседж будет другой. В первом сезоне было подобие рассказа про покаяние, мол, раскайся и тогда найдешь выход из своего внутреннего тупика, из своей Башни. Во втором сезоне будет принципиально другая история.