Вера Цветкова.
Портрет режиссера.
Фото Веры Цветковой
Заставка фильма, получившего "Золотого орла".
Фото предоставлено студией "Остров"
Телеканал «Культура» основательно подготовился к 200-летнему юбилею Николая Гоголя. 10-серийный авторский проект Игоря Золотусского «Оправдание Гоголя» (идет в эфире с 10 марта), двухсерийный документальный фильм студии Сергея Мирошниченко «Гоголь. Прощальная повесть» (будет показан в конце апреля), а также телеспектакли, созданные по мотивам произведений писателя (показ по субботам): «Немая сцена» и «Башмачкин» в постановке Владимира Мирзоева, и телеверсии драматических спектаклей – «Мертвые души» театра им. Маяковского в постановке Сергея Арцибашева и «Игроки» в постановке Олега Меньшикова (театральное товарищество «814»). Наш корреспондент встретился с известным режиссером-документалистом и художественным руководителем студии «Остров» Сергеем Мирошниченко.
– Сергей Валентинович, почему вы взялись за Гоголя? По заказу или по почину души?
– Я люблю Гоголя. Знаете, как бывает – женщина не самая красивая, но любишь ее безумно. Может, он и не самый великий писатель на свете, но я его люблю и чувствую душой. Правда, «Повесть┘» снимаю не я – я только художественный руководитель и продюсер проекта, снимает молодой режиссер Артур Виденмеер, выпускник мастерской Владимира Хотиненко. Я решил, что этот фильм должен быть сделан людьми молодыми. Мы не ставили себе задачи стать исследователями Гоголя, не хотели препарировать его личность или представить его жизнь от рождения до смерти. Наша работа – про его размышления о том, что должен сделать художник в жизни. Это притча о личности русского художника в мире, разыгранная актерами; все на самом деле происходит внутри самого Гоголя (кстати, их два – Гоголь-судья и Гоголь-подсудимый). Есть у нас и неконкретные персонажи: Друг, Священник, Дама┘ Сейчас, когда монтаж близится к концу, видно, что получился он в современном стиле, иногда клиповом – что ж, мы должны современно мыслить. Ритмические сгустки в какой-то момент переходят в паузу – прием аритмии, который использовал еще Форман в «Пролетая над гнездом кукушки».
– Неужели нынешним молодым интересен Гоголь?
– Я думаю, да. Я очень верю в молодых. Я вообще считаю, что часть жизни надо отдавать людям молодым. У меня третья по счету мастерская во ВГИКе, на моем курсе треть ребят – после школы: я должен видеть поколение, и поколение должно быть допущено к кино. Моя студия «Остров» – тоже площадка для молодых, здесь я стараюсь дать им возможность запуститься, и когда у них получается – радуюсь. Вот и сейчас – буду рад, если «Прощальная повесть» понравится зрителям, если же проект не удастся и я получу по шапке – хоть буду знать, что предоставил ребятам возможность эксперимента, помог им. Все отложил и отдал три месяца жизни, свой опыт┘ Наверное, во мне живет просветитель.
– Личность Гоголя противоречива. Вас-то что в ней задело?
– Он – первый наш сюрреалист, первый наш сталкер в Европе. И первый российский художник, который постарался соизмерить свой талант с уровнем европейского культурного развития. Он понял в Риме, что должен существовать в общем контексте с Данте, Шекспиром, что писать надо для всего мира и на века. А когда стал задумываться, что такое Россия, – пришлось сжечь второй том «Мертвых душ»┘ Если у нас все получится – зрители увидят современную историю о том, как дома мы становимся известными, а выехав за пределы страны, понимаем, что не все так просто и что остаться художником на общемировом пространстве дано не всем. Тарковскому, к примеру, дано, а кому-то другому – нет.
– Вы не видели ток-шоу «Национальный интерес», посвященный юбилею Гоголя? Великое назначение российского православия, Гоголь как воплощение православного пафоса, отход от православия губителен – такие там речи звучали. Вроде известно уже, что Бог – один, просто в разные времена к разным народам являлись разные посланники – Гаунтанама, Мохаммед, Иисус┘
– Знаете, я живу естественной жизнью верующего человека. Лучший путь для меня – путь сосредоточения и покоя в вере. Мне принижение других конфессий претит. И так полно противостояний, а напряжение и противостояние еще и в вере – могут до конца угробить Россию. Некоторое время назад я снял 10-серийный фильм об истории Русской православной церкви «Земное и небесное»; готовясь к съемкам, беседовал со светлой памяти Патриархом Алексием. Он был великим человеком – нам повезло, что в переходный период он был с нами, немного нервными и любящими экстремальность. Что он никуда не направлял Церковь – ни вправо, ни влево, а только на созидание. Снимайте попроще, говорил он мне, у нас очень необразованный народ┘
– Я упомянула «Национальный интерес», имея в виду слова Юрия Шевчука о том, что у нас с телеэкрана воспитывают озлобленность и ненависть к другому, не нашему и чужому. Кстати, вот бы о ком вам снять фильм – есть люди, считающие Шевчука совестью нации.
– Кто в наше время даст денег на поэта?.. Тем более кланяться за них 150 раз он не будет и на юбилеях петь не станет. Я Юру Шевчука очень люблю и считаю, что у каждого поколения есть свой поэт – в 60–70-х годах это был Высоцкий, ну а поэт нашего поколения – Шевчук. Нынче нет сильных документальных фильмов о выдающемся человеке, о герое. Может, конечно, потому, что, чтобы снять фильм о Юрии Шевчуке, Валерии Гергиеве или Олеге Митволе, и самому надо быть Герцем Франком.
Заставка фильма, получившего "Золотого орла". Фото предоставлено студией "Остров" |
Социальной тематики снимают мало, зато про бичей – пожалуйста, очередь стоит, ведь это так просто – поставил бутылку и снимай. Еще проблема: появилась манера создавать игровое пространство внутри документального. Что ценнее – живая слеза или сыгранная?
Теперь как рассуждают: грязное изображение – значит, документ и правда жизни, мат звучит с экрана – правда вдвойне, герои разделись – полная правда. Пугает, что российская документалистика двинулась от сопереживания к фиксации; такое впечатление, что мы доедаем хвост европейской «Догмы». Моя позиция – документалист обязан фиксировать чувства, однако тяга к исследованию чувств не духоподъемных, высоких, а низменных инстинктов – пугает. Pассказчиков почему-то притягивает нравственное падение. Наблюдатели за деградацией – почетное призвание! Если кричать все время: «Тьма! Тьма!» – тьма и призовется, а ты зажги свечку во тьме – и она посветлеет.
– Не поминая прочих наград – вы ведь единственный российский документалист, которому была присуждена премия американской телеакадемии «Эмми» за фильм «Рожденные в СССР»? Он оставляет сильнейшее впечатление еще и вот почему: когда вы снимаете семилетних детей – все они личности, в 14 – уже «поглуше», а в 21 год – кошмар, все как один нивелировались!
– А может быть, это я был талантливее, когда начал их, семилетних, снимать? Не хочу думать, что, взрослея, человек становится хуже. Есть одна проблема – в нашей стране с 14 до 21 людей опускают на землю, лишают иллюзий и возможностей. Это тот момент, когда человек понимает: если он что-то изобретет – необязательно, что это воплотится в жизнь, если он блистал в институте – не факт, что элементарно найдет работу. У нас человек обязательно должен прорасти сквозь асфальт, тогда это – крепкое дерево. У нас особый уровень и степень конкуренции – не думай, что если ты делаешь что-то очень хорошо, то на тебя поставят. Ты хороший и честный юрист – значит, скорее всего много не заработаешь. И хороший прокурор не тот, который разобрался в деле и наказал злодея, а тот, который приспособился к системе и положил свою совесть в карман. В сегодняшней России все ценности перевернуты: это экспериментальная страна, а эксперимент вне систем и просчитать его невозможно.
И все-таки хочу сказать: не стоит испытывать наш народ на терпение – он хотя и славянин, но с сильной татаринкой и кавказинкой, не надо с ним экспериментировать. Надо помнить, что на всех тех, кто скупает мертвые души, есть воля Божья, которая в России тесно сопрягается с волей народной.
