Джойс, Достоевский и новости

В новом сезоне итоговый выпуск новостей «24» на канале РЕН ТВ ведет один из корифеев «старого» НТВ – Михаил Осокин. И делает это, как всегда, без эмоционального надрыва и излишнего официоза. Обозревателю «НГ» Михаил Осокин рассказал, как сохранить бесстрастность в авторской программе.

– Михаил, вы нынче трудитесь на РЕН ТВ, Андрей Норкин – на Пятом канале в Санкт-Петербурге, Евгений Киселев – в Киеве┘ Что случилось с московским отделением международного канала RTVi, где все вы работали до последнего времени?

– Ничего особенного не случилось, московское отделение продолжает существовать в сокращенном виде, поскольку RTVi пошел по пути CNN – короткие новости каждый час. Такой новостной формат предполагает задействование меньшего количества людей и не всех устраивает, как место приложения сил. Мне, правда, пока не надоели новости, их калейдоскоп и многообразие, к тому же я люблю работать один, ни от кого не зависеть и чтобы от меня никто не зависел. Когда позвали на РЕН ТВ делать большую новостную программу, к тому же авторскую, я предложение принял.

– С каким чувством вы вернулись в большое телепространство?

– Не сказал бы, что были какие-то особые чувства. Был интерес к формату, в котором я еще не работал – итоговый новостной выпуск. Да, пришло другое время, и телевидение, разумеется, ему соответствует, но та ниша, в которой работаю я (и моя компания РЕН ТВ), представляется мне привлекательной, это сознательно развиваемый либеральный проект. Так что если вы меня спросите, на какую аудиторию я работаю, – отвечу: на либеральную часть общества.

– Авторская новостная программа – звучит необычно. Это как бы новости через свое восприятие?

– Всю жизнь я работал в новостях, где надо было быстро-быстро показать, что происходит в стране и мире. Не то в итоговой авторской программе: здесь не надо отражать все новости. Я подбираю для выпуска то, что мне самому кажется наиболее интересным или важным. Авторство – в подборе материала, в выборе основной темы дня, которая будет показана и прокомментирована с разных сторон, с приведением различных аргументов – и за, и против. На мой взгляд, это обязательное условие подачи информации, будь то авторский проект или нет.

– Какими источниками вы пользуетесь?

– Всеми возможными: копаюсь в новостных лентах, выискиваю что-то необычное в интернете и большую часть рабочего времени провожу за компьютером. Процесс напоминает процеживание китом многих тонн воды ради небольшого количества планктона. Как ни странно, важным источником информации остаются газеты – бывает, в них находишь то, чего нет нигде. Какая-нибудь любопытная местная новость, которая никуда не «вылезла», потому что ее никто не заметил. Далее происходит обработка найденного: решаю, какую новость и репортаж куда поставить, пишу подводки – связки – переходы. Постепенно вырисовывается скелет выпуска. Готовность – за полтора часа до эфира: первый раз мы выходим 21.30 – на Дальний Восток, второй – 23.30 – на Москву и европейскую часть. Бывает, между выпусками что-то переделываем, какие-то синхроны меняем – отшлифовываем материал.

– Для вас характерны в кадре невозмутимость интонации и эдакий подспудный юмор. Ну-ка – шутливое определение новостей?

– По поводу новостей есть много разных метких определений, мне нравится то, которое дал Федерико Феллини: «Новости – это когда одни люди смотрят, как плохо другим людям». Или такое: «Новости – это одни и те же события, которые все время происходят с разными людьми».

– На вашем канале нет списка запрещенных персонажей?

– Мы можем позвать в эфир любого, если есть такая необходимость. Левого, правого, умного, глупого – лишь бы он мог высказаться по данной проблеме. Канал РЕН ТВ – частный, у него свои бизнес-интересы: возможно, какие-то темы, касающиеся пересечений по бизнесу, и не освещаются, но это нормально. Я как демократ уважаю все взгляды – пусть расцветают все цветы, в том числе и консервативные, и реакционные (другое дело, что жить при власти последних я бы не хотел). Моя принципиальная позиция – от новостей надо отстраняться, если ты в них работаешь. Нельзя становиться ни на чью сторону, иначе получится перекос и аберрация. Я – наблюдатель по жизни.

– И всегда таким были? Даже в молодости не диссидентствовали?

– Было дело в старшем классе школы – когда наши войска вошли в Чехословакию в 68-м. Я понаделал листовок: вырезал из резинки буквы, сделал оттиски «Свободу чехам!», залез на крышу, сбросил все это вниз и быстро-быстро убежал с места преступления. Совесть моя была довольна.

– Что скажете о недавних перевыборах президента ТЭФИ?

– На них боролись чувство и разум – последний победил. Мне очень жаль, что Познер ушел с поста, но это и его личное решение. Можно сказать, что он пожертвовал собой ради академии. Она всегда ассоциировалась именно с именем Познера: он ее создал, и он был ее душой почти 15 лет. Дай бог, если он окажется прав и новому президенту Швыдкому с его дипломатическими способностями удастся «собрать» телевизионное сообщество и сохранить ТЭФИ.

– Обычно сапожник – без сапог, кого из телевизионщиков не спросишь – сами они телевизор не смотрят. А вы смотрите?

– Ты это делаешь – еще и смотреть?! Человек, который делает колбасу, не станет ее есть. Если серьезно – новостные выпуски я, конечно, смотрю, но и только. Все эти якобы новые форматы – в сущности, все это давно придумано и обкатано. Я даже фильмы предпочитаю смотреть в кинотеатре, а не по телевизору. Оказывается, есть принципиальная разница, и дело даже не в величине экрана. В кинотеатре поток света идет сзади, минуя тебя – это одно. И совсем другое, когда с телеэкрана поток идет тебе в лицо: ты становишься зависим, как зависим заяц, попавший в луч от фар – он не может из него выскочить. Получается, что киноэкран и телеэкран оказывают на нас разное физическое воздействие, таков вывод ученых. Я лично в свободное время предпочитаю читать – еще столько хороших книг не прочитано!

– И кто же ваш любимый писатель?

– Достоевский. Он наиболее точно смог облечь в слова то, что, казалось бы, облечь в слова невозможно. И Джеймс Джойс, у которого бездна полутонов и оттенков – до сих пор не могу понять, как может один человек настолько понять другую человеческую особь, да еще и передать это.