Максим Шевченко в студии "Судите сами".
Фото предоставлено пресс-службой Первого канала
– Максим, после премьерных выпусков ток-шоу «Судите сами» заговорили о том, что появился харизматичный ведущий, искренний и неравнодушный. Но очень скоро о вас стали говорить как о пропагандисте и государственнике. Вы стали выходить с «Особым мнением» на «Эхе Москвы» – заговорили, что Шевченко человек все же многогранный и сомневающийся. Какой вы?
– У каждого жанра – свои законы, в поэзии одни, в прозе другие, в публицистике третьи. Когда играешь Гамлета – ты один, когда представляешь из «Принцессы Турандот» – ты другой: разные роли – разные драматургические мотивы. Я прочел за последние годы немало книг по социальной психологии аудитории и понимаю, что разная социальная среда нуждается в разном языке. Работать на главном канале страны с самым большим охватом аудитории (а Первый смотрит вся страна) – большая ответственность. Поначалу на телевидении мне было очень тяжело, но я встретил такую веру в себя! В первую очередь со стороны руководителя канала Константина Эрнста – человека потрясающе креативного – и продюсера «Судите сами» Натальи Никоновой, которая создала лучшие ток-шоу страны. Работая с ними, я понял, как мне в жизни безумно повезло. Что касается «Эха» – при всем моем несогласии с мировоззренческими взглядами многих его сотрудников я считаю его исключительной радиостанцией, на которой выступать – большая честь для меня. Я не знаю другого такого медийного ресурса в Москве, куда бы можно было обратиться за защитой, даже если ты – политический противник. Если кого-то травят, преследуют, арестовали – «Эхо» за них вступится. За православных, за мусульман, за консерваторов, за либералов┘ Таким образом, и на Первом канале, и на «Эхе Москвы» – везде я, и я нигде не лукавлю и не лицемерю. Разные языки, но суть моей философии, моей жизненной позиции неизменна. Я выступаю за сильную единую свободную многонациональную и социально справедливую Россию. И, поверьте, предельно ясно вижу врагов, конфликт с которыми непримирим. А остальное, как говорил Ленин, политика соглашений ради достижения программы-максимум.
– Когда вы, человек, который всерьез занимался религиями, пускаетесь рассуждать о нравственности в политике, это каждый раз удивляет: в политике нет нравственности, а есть целесообразность; религия, напротив, – кодекс нравственности. Как это возможно совместить?
– Я не только занимался религиями, но и, кстати сказать, создал в свое время приложение «НГ-религии». Ваши рассуждения умозрительны – все мы видим, насколько я оказался прав: в современном мире религия является форматом политики. Исламские движения, католические, всякие – все они действуют в политическом поле, но с гораздо большим статусом иммунитета, нежели обычные. Да и в политике есть место нравственности. Не будем впадать в постмодернизм.
– Возьмем двух прекрасных дам – Юлию Латынину и Ирину Хакамаду. Как, по-вашему, они в политике разбираются?
– Я читаю статьи некоторых чересчур осведомленных журналистов, а особенно журналисток, как сознательные сливы государственных и частных спецслужб. На мой взгляд, Латынина является оружием очень высокого уровня в очень серьезной войне, ни одна ее статья не является продуктом чисто журналистского расследования. Это слишком, чрезмерно осведомленная журналистка. Ирина Хакамада – замечательно умная женщина. Но несколько лет назад, выступая против преподавания православия в школе, она сказала, что это может привести к тому, что вырастут такие же серые инфантилы, какими были советские люди. Что задело меня чрезвычайно. Так как я не сомневаюсь в уме Ирины, стало быть, это не глупость. Не ошибка, а мировоззрение. Которое, по-видимому, считает денежный успех мерилом успеха и развития вообще. Советские люди построили страну, в которой были достигнуты беспрецедентные в истории научные и социальные результаты. Советские люди в основной массе были людьми достойными, считавшими своей обязанностью честно выполнять свою работу за 120, 140, 160 рублей. Они инфантилы┘ А не инфантилы – это, по-видимому, фарца, умеющая толкнуть и нажиться?! Когда развалился Союз, мне было 25 лет и я был знаком со всеми общественными средами – так вот, я утверждаю, что в массе своей советские люди были людьми высокого уровня ответственности, высочайшего уровня духа и самопожертвования.
– Одной из недавних тем в «Судите сами» была тема «Кто тянет Украину в НАТО?». А почему бы России самой не вступить в НАТО, тем самым решив уйму проблем?
– В НАТО много участников с неравными возможностями, политику там определяет Америка, и никому не будет позволено стать ей равным. Вступление России в НАТО приведет к расчленению России, к утрате территориальной цельности, потому что НАТО не будет иметь дела с огромной страной. Другими словами, вступая в НАТО, вы становитесь американскими сателлитами. Я люблю свою страну, а не общечеловеческие ценности – нет никаких общечеловеческих ценностей, я в них не верю, а в Россию и ее особый путь – верю.
– И, видимо, в суверенную российскую демократию. Думается, признанные моральные авторитеты – Сахаров, Лихачев, Солженицын – в общечеловеческие ценности все же верили. А нет у вас ощущения после интервью в «Эсквайре», что Ходорковский через тюрьму вышел на уровень прозрения?
– О Солженицыне, да и о Сахарове в какой-то мере, я бы это так смело не утверждал. У Солженицына был настолько глубокий конфликт с обществом «общечеловеческих ценностей», что Запад вообще чуть было не отказал ему в праве на славу. Какие у лагерника общечеловеческие ценности с вохрой. С голубыми кантами? С ворами? Весь Архипелаг пронизан линиями этических разломов, делением по принципу «свой–чужой». «Не верь, не бойся, не проси» и «живи не по лжи» – совсем не общечеловеческое, поверьте. Все-таки Ходорковский такой фразы, как в свое время Солженицын, не говорил: «Спасибо, тюрьма, ты сделала из меня человека». Я не верю в предприимчивость младших научных сотрудников, с помощью которой можно заработать баснословные деньги. Ходорковский для меня – один из олигархов, который через серые схемы грабил мою страну. Он отличается от прочих тем, что у него есть свой взгляд на мир. В данный момент, когда он является заключенным, разумеется, мои симпатии на стороне гонимого, а не администрации зоны. Если он зэк Ходорковский – душой и сердцем я с ним. Но с олигархом, заключенным временно, – никогда. Это политическая и философская позиция.
– Вернемся к «Судите сами». Вы принимаете участие в отборе гостей – почему на всех каналах тасуется одна и та же колода лиц? Мы уже наизусть знаем, что каждый из них скажет по тому или иному поводу┘
– Я тоже знаю, что скажет любой человек из экспертного поля, но дело в том, что людей неизвестных смотреть не будут, закон жанра. Мало таких, кто способен внятно говорить в формате спора, ученые, например, теряются. Человек должен не бояться камеры, конструктивно сотрудничать с ведущим, говорить на заданную тему, имея при том свои позицию и идеологию. Наверное, в итоге у нас получается неплохо, раз нас смотрят – а цифры для ночного времени очень хорошие, бывает и до 35%!
– Новый формат со столом-подковой мне кажется более выигрышным. Чья это идея?
– Мне так тоже больше нравится. Это идея руководства канала – для возникновения более внятного и интеллектуального разговора.
– Говорят, вы не только журналист и член Общественной палаты, но и поэт?
– Активным поэтическим творчеством я занимался до 96-го года, до того, как попал в Чечню, после чего утратил на некоторое время возможность писать стихи. Потерял доверие к своей поэзии – не мог выразить чувства, которые меня там обуревали. Слова приобрели другое значение, стали по-другому звучать – боль, страх, ужас, любовь, жизнь, смерть. Стихи получались настолько тяжелые┘ Видимо, от той тяжести, которая поразила мою душу в Чечне. Это была моя страна, мы с родителями ездили на машине в эту Чечено-Ингушетию! Я увидел, как моя прекрасная страна, в которой много было смешного, несправедливого, но в которой мы все жили как у Христа за пазухой, как она, ради того чтобы какая-то там сволочь положила себе в карман какой-то там вонючий миллиард долларов, перемалывается в кровавый песок, понимаете?
Сейчас на дворе 2008-й, и я повторюсь: я люблю свою несчастную страну. У меня есть видение, как ее сохранить, не дать ей разрушиться и не позволить ей развалиться в будущем. Сделать ее обителью свободы, в которой люди обладали бы любыми возможностями – исходя не из количества денег на счету, а потому, что они имели счастье родиться в этой стране. Как я когда-то имел счастье родиться в Советском Союзе.