Вера Цветкова
Трудно поверить, что этот человек бывал под обстрелом.
Фото Алексея Калужских (НГ-фотоj)
Благодаря внешнему лоску «лицо» канала «Россия» Андрей Кондрашов создает впечатление благополучного яппи. А некоторые критики (видимо, гневаясь за присуждение ТЭФИ-2007 его программе «Вести недели», а не соперничавшей с ней «Неделе» Марианны Максимовской) даже обзывают Кондрашова «бесстрастным диктором». Так ли это на самом деле?
– Андрей, скоро год, как вы ведете итоговые «Вести недели», до того вели ночные «Вести+». А как вы вообще оказались на телевидении?
– Я жил в прекрасном городе Алма-Ате и был студентом Казахского государственного университета, когда в 91-м году в нашей стране случился путч. А мы с моим другом подрабатывали на местном телеканале, я даже вел там «Криминальную хронику», но в тот день эфир погас. Мы обменяли свои стипендии на 15-копеечные монеты и поехали на главпочтамт звонить в программу «Вести», спрашивать, нужен ли репортаж о том, что творится у нас на улицах. Нам ответили: «Конечно!» Мы выпросили камеру у «криминалистов» и сняли происходившее в городе. Радиорелейную связь местные гэкачеписты отрубили, но нам удалось передать кассету самолетом, и в «революционном» эфире РТР вышел наш материал. Уже через год, в нарушение всех норм КЗОТа, меня приняли в штат «Вестей», и я стал самым молодым собкором на ТВ. Позже, в 93-м, во время телемоста Алма-Ата–Москва о положении русскоязычных в республике, в прямом эфире разразился скандал: драка в студии между консулом РФ и замминистра печати Казахстана. Меня как ведущего обвинили в «разжигании межнациональной розни», корпункт местные власти тут же закрыли, появились проблемы в университете. Об этом так громко говорилось в российской печати, что ректор Международного эколого-политологического университета предложил перевестись в его вуз, поэтому заканчивал учебу я уже в Москве. А с 99-го работал в московской группе «Вестей».
– Повезло: попали на телевидение в конце его «золотого десятилетия».
– И в момент бурного развития событий. Как раз произошло вторжение Басаева в Дагестан, потом все эти взрывы домов в Москве┘ До кремлевского пула, в котором мне потом довелось работать, я прошел все мыслимые и немыслимые войны и катастрофы. Еще будучи собкором, побывал на войне между Северной Осетией и Ингушетией – конфликте кратковременном, но кровавом, о котором мало что известно до сих пор. Руслан Аушев все грозится написать книгу об этом. Мы с ним, можно сказать, коротко знакомы – в ноябре 92-го в Назрани сидели вместе в обстреливаемой кибитке, вернее, лежали, прикрываясь ящиками.
– Думаю, для многих ваше «боевое» прошлое – факт неожиданный. Значит, и Чечня была в биографии?
– Общая длительность командировок в Чечню – месяцев пять-шесть. В январе 2000-го мы с коллегой Александром Сладковым въезжали в Грозный на броне в составе первой колонны, еще шел бой на площади Минутка.
– Так ваша медаль «За заслуги перед Отечеством», она...
– ┘та, что последняя, – «датская», на 75-летие телевидения. Есть и другая – за Чечню. Получая ее в Кремле, я сказал что-то вроде: «Репортерство на войне – это наша работа, и мы получаем за это наши зарплаты. Мы – здесь, а вот пацаны – там. В грязи и с автоматами, а не с микрофонами, они отвечают за жизнь, а не за эфир. Они гораздо более достойны тех наград, которые мы сегодня получаем». На что президент Путин тут же отреагировал. Подошел к микрофону и сказал: «Я знаю очень много журналистов за рубежом, которые на своих джинсовых куртках носят государственные награды и гордятся этим». В тот момент мы явно недопоняли друг друга┘ Кстати, в прошлом году на 9 мая я впервые надел все свои награды. Дочка была в полном восторге!
– Не скучно после работы «в поле» сидеть в кадре?
– Военная журналистика, «паркетная» журналистика и работа ведущего – это параллельные позиции. Поначалу пребывание в кадре для меня было как затянувшееся прямое включение, только почему-то в положении сидя. Нет, не скучно, хотя, конечно, этого не хватает – видеть событие собственными глазами. Огромный плюс опыта «полевой» работы – ты понимаешь ценность материала, который получил. Ничего главнее репортажа в информационном эфире нет. Если я стану своими умничаньями подменять реальный репортаж с места событий – зритель не поверит, и правильно сделает! Вообще, работая в кадре, нужно помнить об ответственности. Тебя никто не выбирал всенародно, чтобы ты выступал там оракулом. Случается, что людей реально зашкаливает: эфир для них становится наркотиком, а дозу все время надо поднимать. И тогда уже необходимо, чтобы слушали не информацию, а твою личную позицию. Это значит, пора куда-нибудь в политику, а эфир, простите, надо оставить. Не имею в виду при этом сугубо авторские проекты, особенно искренние и из любви к своей стране.
– Как член жюри конкурса «Профессия – репортер» – скажите, он удался?
– Конечно, удался. Браво коллегам с НТВ, конкурс состоялся с первого раза. Работы были присланы интересные, даже не хватило номинаций, чтобы выделить ту или иную грань, например, операторского мастерства: невероятно талантливые операторы работают в регионах. И не было места для корпоративности: приславшего работу не знаешь, часто даже не слышал о такой телекомпании – остается оценивать мастерство. К жанру репортажа, а это, я уверен, самый главный жанр на ТВ, надо привлекать больше зрительского внимания (чуть ли не 80% номинаций ТЭФИ, вы знаете, занимают всяческие шоу).
– Вы делаете интервью с первыми лицами государства – какое главное ощущение у вас было от общения с Дмитрием Медведевым?
– Он не в облаках. Рациональный, прагматичный, без иллюзий по части продвижения тех же национальных проектов. Успехи не преувеличивает. Мне показались любопытными его рассуждения о коррупции (уже в общении без телекамеры) – что с коррупцией в России надо бороться очень осторожно, поскольку исторически это, к сожалению, один из сопутствующих механизмов осуществления власти в стране, и, если ударить по корням этого механизма – может развалиться вся машина. Бороться нужно масштабно, но изящно.
– Александр Солженицын не жалует телевидение и крайне редко появляется на экране. Как вам удалось его залучить в «Вести недели»?
– У нас за несколько лет знакомства сложились очень теплые отношения. Я даже ездил пару лет назад в лагерь в Экибастузе, где сидел Александр Исаевич, нашел ту самую кирпичную кладку из «Ивана Денисовича», сложенную его руками, мы сняли, показали ему – он был очень растроган, самому ему такой поездки, наверное, уже не осилить.
– На ваш вопрос, насколько нынешняя Россия далека от той страны, с которой он боролся, и насколько близка к той, о которой мечтал, Александр Исаевич ответил: «Весьма и весьма далека. И по государственному устройству, и по общественному и нравственному состояниям». Вы с ним согласны?
– Абсолютно согласен. Солженицын часто опережает нас всех┘ Помните, он говорил о необходимости сбережения народа еще в статье «Как нам обустроить Россию» – на государственном уровне об этом заговорили лишь спустя 15 лет.
– По инициативе Клуба православных журналистов (и при поддержке Сергея Миронова) создается общественный совет по нравственности при российских телеканалах. Вы – за?
– Наверное, такой орган имеет право на существование, и, быть может, даже принес бы пользу обществу; другой вопрос, на какой стадии развития находится это общество? И еще один вопрос, а судьи кто? Вы можете назвать 20 человек, которым вы бы доверили, в том числе и от себя, оценку федеральных каналов? Говорить о морали, когда у каждого, в том числе у будущих «наблюдателей», свое понятие и свои критерии морали┘
– Минуточку, десять заповедей никто не отменял!
– А вот рабочая группа Минкульта за два года так и не выработала критерии нравственности на ТВ – видимо, десять заповедей трудно адаптировать к телевизионной действительности. Я думаю, все случится естественным путем – когда настанет эра цифрового телевидения, жанры разойдутся по нишам, и федеральный эфир станет чище.
