Культуртрегер в эфире

Александр Архангельский: «Что-то на экране должно быть без политики».
Фото из архива А.Архангельского

Назвать Александра Архангельского телеведущим как-то язык не поворачивается. Его правильнее называть культурологом и мыслителем. Он написал учебник по русской литературе ХIХ века для 10-го класса и книгу об Александре Первом в серии ЖЗЛ. Профессор Высшей школы экономики, лауреат журнала «Знамя» за прошлый год, Архангельский делает передачу «Тем временем» на «Культуре», и даже выбран недавно в телеакадемики. Говорить исключительно о телевидении оказалось невозможно.

– Александр, в одно из последних воскресений «Яблоко» в лице Митрохина звало граждан на марш в Останкино – «против цензуры и клоунов на экране»┘

– Я – за полную свободу. Но если будет разом отменена цензура и все нежелательные персоны в одночасье появятся на экране – сразу ничего не изменится. Главная проблема не в цензуре.

– А Гарри Каспаров считает, что две недели бесцензурного телевидения способны изменить ситуацию в стране – он романтик?

– Боюсь, Каспарова как раз очень легко подставить, пустив на широкий экран. Начать его расспрашивать про альтернативную историю, каковой он является большим поклонником. И – все, часть его образованной аудитории от него отвернется. Повторяю, мы больны, но диагноз надо ставить правильно. Есть в России доступ к любой информации? Есть, и полный. Это западные каналы на «тарелке», Интернет, охватывающий 25 миллионов населения, русская версия «Евроньюса», «Вести-24»... Цензура есть для тех, кто согласен жить под цензурой, понимаете? «Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад». Так что беда не в цензуре как таковой, а в информационном расколе общества на активное меньшинство и пассивное большинство. Большинство – тормоз, меньшинство – мотор; когда мотор и тормоз разводят по разным корпусам – в этом главная опасность. Нация может существовать, когда есть нечто, объединяющее меньшинство и большинство. Мы россияне – какие такие ценности нас объединяют?

– Денежные, наша национальная идея – как достать денег. Телевидение – не объединяет?

– Продвинутое меньшинство все реже смотрит телевизор. Ну ладно, предположим, ТВ пока еще нас, как страну, объединяет. Государство сможет контролировать информационный поток лет семь, далее это будет технологически невозможно – придет цифровое ТВ. Все разобьются на ручейки, у каждой крохотной группы будет свой канал – где тогда будет происходить перекрестное опыление?

– Продвинутое меньшинство все же смотрит канал «Культура». Исходя из цифр, каков интеллектуальный потенциал нации?

– Насчет цифр лучше спросить канал. Скажу лишь, что, по моему убеждению, любая рекламная цифра лукава. Кто пустит в свой дом «рейтинговые» самописцы? Пустят ли слишком образованные? Нет. Пустят ли слишком обеспеченные? Нет. Значит, уже две категории зрителей из замеров выведены. Но дело даже не в этом. В России сейчас происходит этап строительства нации: надо заниматься не только сбережением народа, но и сбережением меньшинства. «Культура» занимается сбережением меньшинства.

– Как-то вы читали лекцию в «Билингве» под названием «Культура как фактор политики»┘

– Если коротко: разрешение проблем политики надо искать в культуре, разрешение проблем культуры – в политике.

– Вы в своей программе «Тем временем» принципиально не касаетесь политики?

– Что-то на экране должно быть без политики, к тому же политика и политики стали глубоко неинтересны. Мы занимаемся тем, что важнее политики, – общественным сознанием. Увы, людей, способных говорить о глубинных вещах, – немного, и они, как правило, не ходят на ТВ.

– Слышала вас по радио 9 мая – вы сетовали на то, что МИД в последнюю секунду озаботился проблемой Бронзового солдата. Году эдак в 94-м эстонцы засыпали возле него Вечный огонь – тогда почему все молчали?.. Ведь ясно было – на этом не остановятся.

– Это как раз понятно – в 94-м было не до того, в России стоял вопрос, выживет ли новая элита или умрет, выживет ли старая интеллигенция или погибнет. Когда ты прорываешься сквозь свою собственную историю, ты забываешь о чужой. Мы вновь занялись сопредельными странами после 2000-го, когда проблемы встали во весь рост. И первыми о них заговорили те, кто был за независимость Балтии.

– Обидно, что «оккупанты» вместе с «оккупированными» стояли в цепочках «За нашу и вашу свободу», на референдуме голосовали за отъединение Эстонии. И вот чем нам отплатили: выдавливанием и попранием святынь!

– Это расплата за советскую власть, мы продолжаем подрываться на минах, которые эта любезная власть нам оставила. Аннексия поломала историческую судьбу эстонского народа. Он ведь уже пошел своим путем, провинциальным, обочинным – но своим. Однако с чем я категорически не согласен – с утверждением эстонцев, что флаг независимости был снят в 44-м году. Этот флаг был получен от немцев, это – флаг принадлежности, а не независимости. Есть колоссальная разница между вхождением в Эстонию советских войск перед войной и освобождением Эстонии от фашистов в 44-м.

– В Эстонии – привычный уже национализм, в России – чудовищная ксенофобия. Такой на дворе исторический период, что ли?

– И в России период национализма неизбежен. Либо мы его пройдем, либо увязнем, но миновать его не удастся. Это не хорошо и не плохо – это исторический факт, в эту сторону движется и политическая элита, и настроения масс. Вопрос в том, что мы получим на выходе. Хорошо бы попытаться перенаправить поток в нужное русло, преобразовать этнический национализм сначала в гражданский национализм, а потом – в спокойное чувство гражданской нации. Либо национализм общими усилиями элит перейдет в чувство гражданской нации, либо он перейдет в тотальный фашизм, и тогда страна будет обречена и неизбежно распадется. Воссоединение церквей – важный исторический шаг, впервые в политике прозвучало словосочетание «Русский мир», сказанное президентом. Ксенофобия же, как известно, – нелюбовь к чужим, причем чужие – люди из соседней области, эмигранты из стран СНГ, богатые, если мы бедны, образованные, если мы не образованы и т.д. Это болезнь социальная и очень неприятная.