Полгода назад я написал эссе с названием «08.08.08», в котором самонадеянно утверждал, что в отличие от большинства читателей точно знаю, что буду делать в этот день в восемь часов вечера: на стадионе в Пекине смотреть открытие Олимпиады. Я получил аккредитацию, уговорил жену сопровождать меня, заказал гостиницу, и мне казалось невероятным, что что-то будет не так. Однако начались протесты тибетских монахов, и я решил их морально поддержать – не ехать в Пекин в знак протеста против политики китайских властей. Не шумно поддержать, не пафосно, а тихо, но твердо, осознанно и лично. Я не могу повлиять на действия Пекина, но могу отказать им в своем присутствии. Они, конечно же, этого и не заметят, но все же┘ Сообщил о своем решении жене, она меня радостно поддержала.
Восьмого августа у нас дома вырубилось телевидение. Часы на всех семи спутниковых декодерах бесстрастно зафиксировали время поломки – 15.59 – за минуту до начала церемонии открытия! Такого в нашем технически продвинутом доме не было никогда. Специалисты растерялись и ретировались, видимо, думать. Оставалась надежда на коллективную антенну, но и она не работала. Сигнал пропадал у входа в нашу квартиру! Тут-то я вспомнил про эссе полугодовой давности, в котором так самонадеянно заявил, что наверняка буду смотреть открытие Олимпиады. Ну хорошо, не в Пекине. Но дома-то, дома что могло помешать смотреть Первый канал на одном из семи экранов?! Кто-то более ответственный указал мне на мое место в системе планирования своей жизни. Конечно, это указание не было столь радикальным, как в случае с Мишей Берлиозом, с его заседанием МАССОЛИТа, и Аннушкой, пролившей масло, но полученный месседж был поразительной внятности. Со страниц «НГ» говорю: «Я услышал и все понял».
А Олимпиада мне понравилась как воплощение китайской национальной идеи. Почти десять лет организующим принципом этой идеи, главным политическим приоритетом коммунистического Китая были Игры. 100 медалей, из которых 51 золотая, – триумф китайской модели управления, символ конца «ста лет унижения» со стороны иностранцев.
Успех китайцев – это успех централизованного усилия государства: было вложено 43 млрд. долл. из госбюджета. Стоит отметить и то, что спортсмены мирового уровня были подготовлены в государственных спортивных центрах на государственные деньги.
Хлебнув свежего воздуха олимпийских стандартов, миллионы пекинцев этот вкус полюбили. Я говорю о воздухе в прямом смысле слова. До Олимпиады в Пекине нечем было дышать из-за смога, влажности и духоты. Власти административным манером запретили въезд двум миллионам машин и приостановили работу промышленных предприятий в столице и прилегающих районах. Эти меры будут в силе до завершения Параолимпийских игр в середине сентября. А что потом? Какой стимул для власти улучшать экологию, если и так есть 100 медалей? Какова роль простых граждан в борьбе за свое право дышать чистым воздухом? Пока неясно, но мне кажется, что политические подвижки в стране начнутся с изменений в экологическом сознании китайцев. У нас, кстати, тоже. Я почти не сомневаюсь, что новое демократическое движение в России зародится на местах, в глубинке по мотивам бытовой экологии: чем дышать, что пить и что есть.
Но вернусь к себе. Высвободив время от Пекина, мы поехали в Париж без конкретных планов, но с желанием отметить 18-летие Вари. Однажды вечером, сидя в ресторане, когда Лена уже заказала мадеру, сын Коля, изучая винную карту, заметил, что два человека, Джонни Уолкер и Уильям Рейд, выходцы из одной и той же шотландской деревни, уехали за славой и прославились. Один – знаменитым виски, другой – лучшим отелем для англичан за пределами Британии – на острове Мадейра.
Утром следующего дня расторопная Лена сообщает, что мы возвращаемся не в Москву, а летим через Лиссабон на Мадейру в гостиницу «Рейд’с». Отель расположен на скале, вход в чистую и сразу глубокую океанскую воду, как с яхты, – по лесенке. Весь обслуживающий персонал – в смокингах и бабочках в ресторанах, в белых шортах и матросках вокруг бассейнов – безупречен в своем желании угодить гостям. Это португальцы средних лет, дорожащие и гордящиеся своей работой. Каждый день, как и сто лет назад, файф-о-клок на чайной террасе с видом на океан через пальмы. Никаких шортов и шлепанцев – пиджаки и платья! Пьем мадеру.
Утром, за завтраком, всегда в уголке бутылка водки в ведерке со льдом, а вокруг томатный и лимонный сок, табаско, вустерширский соус, сырые яйца, соль, перец. Все это ингредиенты для знаменитого английского утреннего похмельного коктейля, или «коктейля Дживса». Знатоки отделяют желтки от белков, смешивают все в нужной пропорции в шейкере и начинают день на высокой аристократической ноте. В моей голове сочиняется песня «я на острове Мадейра пью мадеру, жду тебя». Жаль, что я не играю на гитаре у костра. На Грушинском фестивале.
Но сожаление быстро проходит, как только я с благодарностью вспоминаю о том, Кто решил, что альтернативой Пекину будет для меня мадера на Мадейре┘