0
1135
Газета Время и место Интернет-версия

04.04.2008 00:00:00

Бернаскони-арт

Тэги: архитектор, конкурс, музей


архитектор, конкурс, музей Стиля уже нет. Есть интерфейс.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)

В конце марта в Перми завершился конкурс на проектирование здания нового художественного музея. Первое и второе места разделили швейцарец Валерио Олджиати и молодой российский архитектор Борис Бернаскони. Это значит, что борьба продолжается, ведь здание построят только одно. В ожидании окончательного решения Борис Бернаскони рассказал «НГ» о своем проекте «HORIZON» и поделился взглядами на проблемы современной архитектуры.

Борис Бернаскони родился в 1977 году в Москве. Говорит, что ему нравится быть одновременно и аутсайдером, и нонконформистом. Сегодня Борис является руководителем весьма амбициозного бюро BERNASKONI. В его портфолио ряд проектов, на которые засматриваются весьма уважаемые архитекторы. Это Здание-матрешка, жилое здание-тетрис, «Фабрика идей», сеть винных магазинов «GRAND CRU», концепция развития территории фабрики «Красный Октябрь», дизайн парусной лодки национального класса «эМ-Ка», фирменный стиль и интерьер Пресс-центра правительства России.

– Борис, поздравляю, ваш проект музея в Перми занял первое место.

– Спасибо┘ (Улыбается.) У меня была идея написать прямо на планшете пять пунктов, почему этот проект должен занять первое место. Но потом нас кто-то предостерег┘ не стоит выпендриваться. И мы не стали выпендриваться (смеется).

– Что вы хотели спроектировать с самого начала? Памятник архитектуры, красивый дом┘

– (Перебивает.) Любое здание принадлежит месту и не может быть насильственным путем «вбито» или «выбито» из него; не может быть со временем переставлено в другое место – иначе это будет скульптура, а не здание. Архитектура – это в первую очередь пространство, в десятую – скульптурный объект. Хотя пермская администрация хотела именно скульптурный объект, который был бы украшением города. Знаете, это как когда в гостиной ставят комод и считают, что сделали пространство более живописным, более художественным. Вот таким же бытовым украшением мог стать местный музей Перми. Мне же кажется, что современный музей – это не только здание, не просто сооружение. Это в первую очередь социальный проект, социальное место. Именно оно нужно современному городу. Ведь выполнять социальные задачи – вот важнейшая цель города. Музей сегодня – это не столько взгляд в прошлое, сколько в настоящее. Музей гомогенизирует многие из тех событий, которые происходят в данный момент. Музей конструирует культурно-бытовую среду, цивилизацию: скажем, кино или маленькая выставка – часть современного искусства, включающего в себя массу видов и подвидов культуры┘ Музей – это и классика, и актуализация того, что рождается на наших глазах: от инсталляции, фотографии до показов мод. Музей – это взгляд в будущее.

– Я не очень поняла, что вы подразумеваете под понятием «социальное место»?

– Я имею в виду такой объект, который ведет с жителями города и гражданами диалог. Посылает им сообщение. Это интерактивное здание, место, куда можно прийти в любое время суток, получить какую-то информацию и на что-то посмотреть. Скажем, первый этаж музея предполагает возможность работы 24 часа в сутки┘ Там светло, комфортно, интересно и безопасно. Иначе говоря, социальное место – это образовательное место. И это место, где ты защищен, потому что город – среда агрессивная. Социальное место – в данном случае наш музей – это пространство для цивилизованного развлечения. Для получения любого рода информации в самых комфортных условиях.

– Вы считаете, что в вашем шикарном здании под названием «Горизонт» люди защищены? Особенно в провинции, которая остается в целом территорией варварской, акультурной, ацивилизационной?

– Согласен, провинциальная среда более агрессивна, но одна из задач архитектуры – изменить эту точку зрения. Я убежден, что правильная организация пространства может обеспечить более комфортную, защищенную и менее агрессивную среду.

– Но Пермь – место, издавна «засоренное» лагерями, там масса заключенных, ссыльных. И облагородить эту зэковскую топонимию ой как сложно┘

– Ну это зависит не только от моего проекта. Я выполнил свою задачу, спроектировал музей, некоторое архитектурное место, которое в состоянии трансформировать любое сложное геополе, и постепенно ввести его в социально-цивилизационный контекст. А дальше┘ все зависит от администрации города.

– Ваша версия – почему столько известных архитекторов соревновались за возможность построить в Перми музей? 50 стран-участниц, мировая звезда архитектуры Заха Хадид, которая в итоге заняла только третье место┘

– Вообще музей сегодня очень важная составляющая цивилизации, это фактически единственный источник, который включает в себя массу слоев информации. После интернета – это второй по объему и значимости информации источник. Более того, в отличие от интернета музей – место, где можно посмотреть подлинники, что крайне важно! Это сочетание истории, рукотворного творчества и сообщества. Философ Николай Федоров, основоположник космизма, называл музей центром современной культуры. Он считал, что храмы и музеи должны стать основой духовности. Сейчас ставка на музей – важный шаг в развитии цивилизации.

В том числе и потому развернулась такая борьба между монстрами архитектуры, что задачи, которые ставит современное общество, как правило, ограничиваются жильем или офисом. А музей – задача многоуровневая. Это универсальная пространственная площадка для «выставки» разнородной информации, в ней сконцентрировано миллион возможностей. Проектировать музеи сегодня – это круто, поэтому столько желающих.

Посмотрите на Винзавод, на открывающиеся галереи, которые претендуют на универсальные выставочные площадки...

– Но Винзавод – это совершенно особый стиль «раздолбанного» постсоветского постпостиндустриализма, который намеренно «стыдится» классики и лишен традиционных музейных комплексов. Там можно показать все то, что в ином социальном месте будет воспринято как аморальное искусство.

– Да, это, конечно же, место для современного искусства в большей степени. Кстати, еще и потому, что помещение, которое там имеется, попросту не приспособлено для транспортировки, перемещения и хранения объектов классического искусства. Мы же делали пермский музей таким, каким он должен быть сегодня и еще как минимум в течение пятидесяти лет. Он тоже абсолютно лишен комплексов. Нет нарочитой скульптурности, выразительной формы. Мы сконструировали абстрактную «светящуюся коробочку», которая может быть насыщена любыми ассоциативными смыслами. И в какой-то момент мне показалось, что с таким проектом мы вряд ли выиграем┘

– Почему же?

– Общество более консервативно, чем нам хочется; оно, конечно, склонно к инновациям, но эти инновационные изменения долго осмысляются и долго принимаются.

– А мне кажется, что мы сейчас в таком счастливом состоянии, когда все традиции полностью сломаны – элиты нет, среднего класса тоже. Никто никаких условий диктовать попросту не может, и всяческие «шоры», которые бы отталкивали народ от инновационных проектов, отсутствуют. Построй хоть терем, хоть алюминиевый шар – люди примут все.

– Может быть. Глубокой традиции сегодня нет. Русский человек более свободен – согласен. И это благоприятное условие для эксперимента. Делай что хочешь. Но при этом правила игры не сформулированы, что усложняет задачу.

Знаете, как я отношусь к архитектуре и дизайну? Как к пользовательскому интерфейсу, который в зависимости от задачи меняет свои очертания. Но главная цель проекта остается неизменной – удобство использования, юзабилити. Простота. Промышленный дизайн, все, что мы видим на улице – от вывесок до указателей и газет, – это коммуникативный дизайн. То есть то, что так или иначе комуницируется с пользователем, с человеком – архитектура, мода, СМИ – все это интерфейс. Все это помогает человеку выживать в пространстве. Искусственная среда, которую мы создаем и которая противостоит естественной среде, – это интерфейс. Наш музей является сформулированным ответом: что же такое интерфейс с точки зрения архитектуры. Это здание, которое продолжает город. Это не просто дом, поставленный на участок и отнимающий у города площадь, а дом, вписанный в среду, и прибавляющий этой среде площадь. Например, крыша нашего музея – некая новая площадка и дополнительные метры для городской среды. Здесь можно устраивать инсталляции, фестивали, городские события. Музей как продолжение города.

– Не очень понимаю, как светящаяся «коробочка» может быть продолжением серого пространства Перми? Скорее – она полная противоположность провинциальной городской социальной гамме.

– Мы пытались сделать такую светящуюся коробочку, которая днем впитывает энергетику города, а вечером отдает ему свой свет. Это абсолютно интерактивная вещь. С точки зрения среды наш проект преломляет свет, аккумулирует его.

У нас есть здание. Оно предлагает некое количество услуг. Оно сделано так, чтоб любой пользователь мог понять, что ему предлагается и эффективно получить часть предложенного. Интерьер музея спроектирован в виде меню – все знакомы с компьютерами, поэтому слово «меню» и слово «интерфейс» не являются чем-то сложным. Напротив. Чем лучше интерфейс, тем меньше операций делает пользователь.

Начиная от входа пространство само ведет посетителя, и ему остается только выбрать маршрут из предложенных вариантов графической навигации. Разрабатываются новый графический язык и навигация в музейном пространстве. Его носители – фасады, стены, пол, потолок. Коммуникативное пространство музея спроектировано в виде текстового меню.

– То есть функциональность – главное в современной архитектуре?

– Простота. Минимум художественных приемов.

– На вашем сайте я видела проект, названный «Усадьба барокко». Но это скорее хай-тек, а не барокко...

– Барокко – в смысле странный, причудливый. Переосмысление того, что могло и может им быть. Все комнаты внутри «Усадьбы барокко» выполнены в виде эллипса и то соприкасаются друг с другом, то перемещаются по заданным правилам. А снаружи это простой геометрический объем, но довольно причудливый по фактуре. В его постройке задействована масса разных материалов, которые в итоге создают определенную функциональную мозаику. Где-то в качестве материала для мозаики используется дерево, где-то металл, где-то отражающие материалы. Иначе говоря, все построено по барочному принципу: причудливость и сложность. Но это трансформация причудливости и сложности сквозь сегодняшний день. Это не мертвое прошлое. Лепнина трансформирована в фактуру, в разнообразное сложное сочетание материалов. Понятия «причудливость» и «сложность» сегодня не могут и не должны быть такими же, как в позапрошлом веке. И барокко сегодня другое. Но по функции и по структуре – все то же. Сегодня архитектура – это прежде всего информационное послание. Информация – вот основной строительный материал. Основной изобразительный и художественный элемент архитектурного пространства. И «Усадьба барокко» – это информационное послание о барочной культуре, перечисление его особенностей и возможностей.

– Вы как автор можете назвать стиль, в котором построен пермский музей?

– Стиля уже нет. Есть интерфейс.

– Тогда что такое, например, контемпорари-арт?

– Это часть интерфейса. Интерфейс включает в себя абсолютно все художественные практики. Все! Понятие стиля сегодня уже не уместно в связи с тем, что стиль стал некой операцией для того, чтобы донести информацию.

Сегодня важен контент. Именно он дает возможность социальному пространству развиваться. Не важно, где построено здание – в Перми или в Москве. Важно, чтобы в музее проходили, скажем, художественные семинары как часть развития музейной и городской жизни. Чтобы туда съезжались коллекционеры, миллионеры, эстеты, художники и художественная элита. Событийно важная активность в данной точке развивает культурное пространство от музея вширь, изменяя «серые» маргинальные объекты Перми.

– Это утопия┘

– Я не занимаюсь утопиями. Это немодно. Я посредством архитектуры создаю места, открытые для диалога с социальной и культурной средой. Диалог постепенно трансформирует все пространство вокруг места, где находится коммуникационный объект. На мой взгляд, места, предназначенные под определенные события, акции, – любому городу необходимы. Именно они являются знаком цивилизованного места. И знаком города вообще. Чем отличается город от не-города? Наличием определенного набора объектов и их сочетанием. В городе они есть. В не-городе их нет.

– Три архитектурные точки, гармонизирующие даже самую «заброшенную» городскую среду?

– Давайте понимать «точки» более широко. Итак: жилье, работа, развлечения. Вот три пункта для создания гомогенной цивилизованной среды обитания. Среда – это цепочка событий, явлений, влекущих за собой массу последствий. Если есть прецедент – он мгновенно начинает распространяться на другие похожие явления, и все это становится средой. Предыдущая Арх-Москва показала, что в России среды нет. Большинство мыслит объектами. Вот построил дом, а что вокруг происходит – не волнует.


Универсальная площадка для выставок, инсталляций и показов мод.
Проект Бориса Бернаскони

Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Карнавальный переворот народного тела

Карнавальный переворот народного тела

Юрий Юдин

100 лет тому назад была написана сказка Юрия Олеши «Три толстяка»

0
340
Тулбурел

Тулбурел

Илья Журбинский

Последствия глобального потепления в отдельно взятом дворе

0
343
Необходим синтез профессионализма и лояльности

Необходим синтез профессионализма и лояльности

Сергей Расторгуев

России нужна патриотическая, демократически отобранная элита, готовая к принятию и реализации ответственных решений

0
279
Вожаки и вожди

Вожаки и вожди

Иван Задорожнюк

Пушкин и Лесков, Кропоткин и Дарвин, борьба за выживание или альтруизм и другие мостики между биологией и социологией

0
182

Другие новости