Все, что хорошо для России, хорошо для Розенбаума

-Александр Яковлевич, в свое время ваше творчество было чуть ли не под запретом, а теперь вы - народный артист России. Как вы оцениваете подобные перемены?

- Нормально оцениваю. Я всегда говорил, что людей надо ценить при жизни, а не после смерти. А что до звания народного артиста, так, по сути дела, мне его дали мои слушатели лет двадцать назад. Это не мои слова, у меня сотни писем на сей счет лежат.

- Хорошо, зайдем с другого конца. Ларошфуко в свое время сказал, что вести себя достойно, когда судьба благоприятствует, труднее, чем когда она враждебна. Это так?

- Да, оставаться самим собой при том, что ты абсолютно обласкан, непросто. Когда на тебя все плюют, тебе ничего не остается делать, как стать ершистым, и это очень хорошо выглядит со стороны. Занимать свою позицию, которая не всегда совпадает с позицией тех, кто тебя ласкает, гораздо сложнее. Легко быть профессиональным оппозиционером или подхалимом, а ты попробуй оппонировать только тогда, когда надо.

Мне в полтинник сложно переделываться, меня никогда не привлекала холуйская работа, и я никогда не участвовал в кампаниях типа "Голосуй, а то проиграешь" и никогда не буду этого делать.

- Если мне не изменяет память, в одной кампании вы все же участвовали, и весьма активно.

- Единственная избирательная кампания, в которой я участвовал, это кампания Бориса Громова, и я горжусь тем, что деятельно помог Борису Всеволодовичу стать губернатором Московской области. Чем больше будет таких губернаторов, тем лучше для страны. Мне кажется, идти против власти только потому, что она власть, глупо в принципе. Если власть объявит, что шестью шесть тридцать шесть, зачем спорить? Радоваться нужно, что власть научилась считать.

Поэтому сегодняшние мои отношения с властью или, вернее, власти со мной нужно рассматривать исключительно как движение нашей родины к благополучию, а не движение властей и Розенбаума к благополучию Розенбаума и властей. Умный человек, зная меня, к этому должен подходить только с такой точки зрения. Я никогда в жизни не прикладывал себя к власти. И сейчас этого не делаю. Никогда не стремился быть "рядом с...", не стремлюсь и стремиться не собираюсь.

- Вы, может, и не стремитесь, но власть-то явно повернулась к вам лицом┘

- Ну, далеко не вся, смею вас уверить. Впрочем, если власть делает какие-то пасы по отношению к Розенбауму, Розенбаум не против. Более того, я считаю, что это вполне нормальный ход с ее (власти) стороны. И дело не в том, что у меня довольно давно сложились какие-то отношения с ленинградцами, которые сейчас оказались в Москве. Даже не будь никаких старых связей, это наверняка было бы сделано из чисто пиаровских соображений. Если Розенбауму верят, если его слушают огромное количество самых разных людей, от криминала до академиков филологии, отчего же с таким человеком не дружить? Если бы "Правда" лет двадцать назад опубликовала, к примеру, "Красную стену" про Мамаев курган, или "Ладожским озером", или "Бабий яр", это означало бы не то, что Розенбаум продался, а то, что власть поумнела, вот и все. Тогда не опубликовали, публикуют сейчас, ну и слава богу.

Я не являюсь убежденным диссидентом и никогда не являлся; и я не думаю, что нам нужна партия, которая должна оппонировать власти, что бы та ни делала. Тем более сейчас, когда народ худо-бедно избирает эту власть сам. Конечно, существуют всяческие пиары - черные, белые, серо-буро-малиновые и так далее. Но тем не менее никто не заставляет Валентина Петровича голосовать за Сидорова, если он хочет голосовать за Петрова.

- А какую власть предпочитаете вы?

- Ту, которая делает хорошо государству. Можете смеяться, но все, что хорошо для России, хорошо для Розенбаума. Другое дело, что каждый понимает в меру своего ума, что же именно хорошо для России. У Розенбаума есть свои мысли на сей счет, и я не думаю, что они отличаются оригинальностью. Россия должна быть сильной. Россия должна быть демократической, но не беспредельной в своей демократии, потому что демократия не есть беспредел и анархия. Россия должна быть уважаемой и богатой. Потенциально она и так богата, но эти очевидные для всех богатства надо разумно употреблять, чтобы они шли впрок людям.

К сожалению, знающих, "как обустроить Россию", у нас и так больше, чем нужно, хотя на самом деле для этого есть органы государственного управления, и это их дело. Лично я патриот своей родины и не вижу в этом ничего плохого, кроме хорошего. А родина моя должна существовать в силе. Это называется здоровым патриотизмом. К несчастью, это слово затаскано и оболгано. Как и слово "родина", и многие другие понятия, очевидные для любого нормального человека в любой нормальной стране. У нас они звучат или нарочито напыщенно и глупо, или, что еще хуже, иронично.

- Александр Яковлевич, давайте от политики перейдем к искусству. Как вы относитесь к повальной моде на так называемый русский шансон?

- Я где только можно говорю, что такого понятия просто нет и быть не может.

- ?!

- А разве могут быть японская горилка или английский квас? Шансон, он французский, а горилка - украинская. А японским может быть сакэ. Так что понятие "русский шансон" по определению неправильное. Другое дело, что у нас много неправильного, и, коли уж некий термин к нам въехал, бороться с ним практически бессмысленно. Можно высказать свое мнение, не более того. Но вот то, что подразумевают под этим названием, находится за гранью добра и зла. Года два назад вообще был полный кошмар, сейчас стало чуть полегче, потому что в искусстве, как и везде, начала оседать послереволюционная пена. Те, кто платил деньги и заказывал музыку, сегодня или перестреляли друг друга, или прогорели, или превратились (насколько это возможно) в приличных людей. Заметьте, я говорю не о настоящей блатной песне, а о том, что называю дешевой блатотой.

- А что вы называете блатной песней?

- Блатная песня - это жанр, это песни неволи и вызова. И "Мурка", и "Таганка", и "Славное море священный Байкал", и "Сижу за решеткой в темнице сырой", и спиричуэл негров, и "кантри" белых бродяг Америки - все это воплощение уличной, воровской, бандитской романтики, если хотите, робингудовщина. Она всегда была, есть и будет, ее понимает и принимает народ, к ней в той или иной форме прикладывают руку многие музыканты и поэты.

- Например?

- Последний эпизод - уважаемый всеми нами Танич, у которого есть прекрасный "лесоповальский" цикл. Это блатные песни, записанные культурным, интеллигентным человеком. Я, кстати, убежден, что "Мурку" и "Таганку" сочинили отнюдь не жлобы. Да, авторы неизвестны, но в той же "Мурке" есть музыкальный переход, который лично меня убеждает: эту вещь написал человек, прекрасно разбирающийся в музыке. Да и сама тема предательства любимой вечна как мир. Впрочем, "блатные" и "разбойничьи" произведения, как правило, сочинялись интеллигентными людьми, тоскующими по несбывшемуся. Отсюда и герои. Давайте вспомним: "Трактир на Пятницкой" - замечательно, Беня Крик - потрясающе, Арсен Люпен, Дубровский, Робин Гуд - нет вопросов. А все, между прочим, бандиты и воры, но по-своему благородные, со своим внутренним кодексом, со своими понятиями чести. Робин Гуд никогда не сотворит того, что делает его враг, ноттингемский шериф, потому-то он и симпатичен. А вот бандиты из "Места встречи" - совсем другая история. Это уже не романтика, не фрондерство. Это зло, их воспевать, романтизировать, возводить на пьедестал нельзя ни в коем случае┘

- Значит, есть бандиты хорошие и бандиты плохие?

- Эта тема очень тонкая и очень сложная и для понимания, и для освещения ее в прессе. Если не касаться юридических аспектов, то абстрактного решения она не имеет, только конкретное. Разбойничья экзотика хороша, но до определенного момента. До взрывов "Мерседесов" у детского сада, до криминальных разборок на рынке, где ходят посторонние люди (хочешь разбираться - иди в лес, где никого нет), до утюга, поставленного на живот жене должника. То же самое и в блатной песне. Есть предел, который переходить нельзя.

Поэтому то, что называют русским шансоном, в том виде, в каком он сейчас есть, меня не устраивает. Это подделка, сделанная на заказ нетребовательного потребителя.

- Тем не менее те, кто этим занимается, размахивают вами, как знаменем.

- Я им не знамя и не собираюсь этим знаменем быть! Я люблю блатную песню в ее классическом варианте. С сюжетом, с драматургией, с правильным русским языком и хорошей музыкой. Но я ненавижу дешевую блатоту, и когда они размахивают Высоцким и Розенбаумом в качестве предисловия к тем людям, которые идут дальше в эфир, это никуда не годится. Думаю, Владимир Семенович тоже был бы против.

- А как вы относитесь к другому тотальному поветрию - возвращению исторических (в смысле дореволюционных) названий?

- Переименовывать и "возвращать исторические названия" нужно очень аккуратно. Возьмем Питер. Исчезла улица Герцена┘ Да, к нему теперь отношение неоднозначное, хотя это очень приличный писатель, только вот о чем он писал на самом деле, сейчас многие позабыли и ориентируются на одну-единственную ленинскую цитату, из-за которой сначала улицу назвали, а потом название отобрали. Ну Герцен хотя бы связан с политикой, а Гоголь, Салтыков-Щедрин, Пржевальский, Брюллов┘ Мне жаль, что улицы перестали называться их именами. Славы и величия Петербургу, на мой взгляд, это не прибавило, не говоря уж о том, что любое переписывание истории путем смены знака "плюс" на "минус" и наоборот не приведет ни к чему хорошему.

- А можно поточнее?

- Нынче, к примеру, модно петь дифирамбы белому офицерству и поливать помоями красное, раньше делали наоборот. А и среди белых, и среди красных были и подонки, на которых клейма ставить негде, и замечательные люди. Точно так же, как среди советского, а нынче российского, офицерства, которое сейчас сплошь и рядом с грязью мешают. А что за манера шельмовать КГБ или, как оно сейчас называется, ФСБ просто по факту существования? Служил там человек - значит, по определению подонок, палач и дурак! А дураков-то туда брали как раз меньше всего. Да и мерзавцев куда больше в других местах. В "органах" огромное количество высокообразованных и порядочных людей, которые считают своим долгом работать в службе безопасности и которым не наплевать, говоря высоким штилем, на собственное отечество. И их не устраивает лозунг "чем хуже, тем лучше". Да и не может быть государства без "тайного сыска". Другое дело - каков он, но это опять-таки долгий разговор.

В любом случае нельзя все красить только черным или только розовым и бросаться из крайности в крайность.

А взять историю с широко разрекламированным, а потом отмененным открытием мемориальной доски Колчаку, причем не как политику, а как выдающемуся полярному исследователю и флотоводцу (а он действительно сделал для науки и флота невероятно много). Да, личность неоднозначная, трагическая, своеобразная, и если считаете преждевременным или ненужным - не ставьте. Это позиция. Решились увековечить - тоже позиция. Но не меняйте ее за сутки до открытия.

- Так как лучше - ставить или не ставить?

- Сегодня сложно и с памятником Колчаку, и с выносом Ленина из Мавзолея. Это символы. Эхо Гражданской войны и тем более советской власти будет звучать еще долго. Лично я не стал бы убирать Ленина из Мавзолея, хотя мне очень хочется, чтобы в Питере повесили мемориальную доску адмиралу Колчаку. Нужно не сносить старые памятники, а ставить новые. Тогда мы, может быть, перейдем от ненависти к пониманию. В той же Америке повсюду стоят памятники и южанам, и северянам.

В истории любой нации было и есть много всего. Хотя, конечно, через некоторые вещи эмоционально перешагнуть трудно, а то и невозможно, я об этом уже говорил неоднократно. Но с точки зрения государственного подхода, юридически закрепленных прав эта проблема вполне решаема. Все, живя в одном государстве, должны иметь равные права, и никто не должен никого подавлять или оскорблять.

- Сейчас много говорят о наркотиках. В том числе есть мнение, что раз не получается искоренить, нужно разрешить, что наркоманы должны иметь право получать свои наркотики и так далее...

- Есть вещи, которые для меня однозначны, и поэтому рассуждать о них считаю излишним. Для меня вред наркотиков, причем абсолютный, очевиден, с ними нужно вести беспощадную борьбу на всех уровнях - от просветительских до силовых. Это не просто зло, это страшное зло, включая безобидную, как некоторые считают, марихуану. Если человек начинает беспричинно веселиться - это не к добру. Веселье, как и горе, должно иметь духовную основу.

Любой наркотик изменяет личность человека. Мне и как врачу, и как гражданину, и как человеку очевидно: большего зла сегодня планета не предложила. Это опасность не только для больных, но и для здоровых; еще со времен "Скорой помощи" я знаю, что наркоманы в состоянии, которое называется абстиненция, способны на убийство. Если фельдшериц бьют в темном подъезде по голове, чтобы забрать у них сумку с препаратами, о чем еще говорить? Ни одного положительного момента в этом явлении я не вижу, а кончается все это однозначно: либо тюрьмой, либо гибелью. Поэтому не может быть никаких "милосердий" по отношению к тем, кто торгует этой отравой. Те, кто ее потребляет, - отдельная тема, они больны, хоть и по собственной вине, а вот к наживающимся на этом никакой пощады быть не должно.

И никакие правозащитники меня не переубедят, что шприцы на пляже это хорошо и правильно, точно так же, как и в том моем убеждении, что газеты для геев должны продаваться в специальных магазинах. За занавеской. Как в любой, как мы говорим, цивилизованной стране. Так же, как и порно. Да, под настроение это каждый может посмотреть. Сам для себя или со своей женщиной. Эта продукция должна быть доступна (при желании), но не навязываться на каждом углу всем, включая детей.

- Не так давно я в поезде подслушала дискуссию о том, что же в вашем творчестве главное - ленинградская тематика, казачья, еврейская, военная, морская, "блатная". Вы не можете внести ясность?

- Не могу. У меня эти все линии равновелики. Я человек, выросший на этой земле, среди народа, который ее населяет, и то, что составляет жизнь этого народа, составляет и мою жизнь. Общее прошлое, настоящее, будущее, война, любовь, радость, горе, разгул, победы, неудачи, обиды, раскаяние, гордость┘ Все это есть в наших людях и, разумеется, есть во мне.

Другое дело, что я - художник, я могу это выразить словом и музыкой. К тому же моя жизнь сложилась так, что я не сижу на одном месте, через что-то я сам прошел, что-то, как Великую Отечественную, чувствую через рассказы близких мне людей. И, разумеется, все это прорывается в моем творчестве. Сегодня на первый план выходит одно, завтра - другое. Сегодня я иду по Ленинграду, а не скачу по степи на лошади, и громче звучит "ленинградская тема". А через два дня я окажусь в степи, сяду на лошадь и поскачу. Я это умею делать, и это тоже часть моей жизни. С 1986 года я постоянно бываю в армии и на флоте. Я человек и военный, и военнообязанный, и это тоже мое. Я ношу погоны полковника медицинской службы, я остаюсь врачом, и это тоже часть меня и соответственно моего творчества.

- Кстати, рассказывают, что бывали случаи, когда вы останавливали машину, прерывали выступление и из артиста превращались во врача "Скорой"?

- Было дело и, надо думать, еще будет. А как же иначе? Когда человеку плохо, ему нужно оказать врачебную помощь. Это должен сделать любой нормальный врач, оказавшийся поблизости, чем бы он ни был занят. Если я еду на машине и вижу, что лежит человек, что ж, я не остановлюсь, что ли? Остановлюсь. И не потому, что я герой, звезда, замечательный человек. Я обычный человек, которого в медицинском институте шесть лет учили и научили лечить и помогать. Я дал клятву Гиппократа, и, извините за пафосность, это был мой осознанный выбор, и никто меня от этой клятвы не освобождал.

- Александр Яковлевич, как вы думаете, почему люди начинают стесняться высоких порывов, бояться показаться излишне восторженными, пафосными. Откуда эта мода на цинизм?

- А мне это, если честно, без разницы. Лично я делаю то, что считаю нужным, и при этом не задумываюсь, что подумают или скажут и как это выглядит, пафосно или нет. Да, потом, уже сделав, я разбираюсь, что и как произошло и как кому это показалось или могло показаться. Но в тот момент, когда я действовал, я действовал искренне, подчиняясь душевному порыву и обстоятельствам. Если никто, кроме меня, здесь и сейчас не может сделать то, что нужно, значит, это сделаю я. И мне, простите, плевать, как я при этом выгляжу и что про меня скажут. Вот пойдем мы по улице и там будет лежать человек, которому плохо. Что, пройти мимо, чтобы только никто не сказал, что Розенбаум себе рекламу устраивает?

- Чисто женский вопрос, потому что мужчины ответ и так знают. Вас часто можно увидеть на матче "Зенита", что это - городской патриотизм или нечто большее?

- Городской патриотизм, вне всякого сомнения, имеет место, но я люблю и игру как таковую. Есть красивая игра, есть не очень красивая, есть хорошие футболисты, есть плохие. Как в любой спортивной игре, в любом зрелище, в футболе сочетаются и отдохновение, и эмоции, и знание. Любая игра, любое "болельщичество" (да простится мне такой термин) имеют под собой определенные эмоциональные и умственные подвижки. Возьмем те же скачки: кроме того, что это изумительное, вызывающее азарт зрелище, вы еще решаете, какая лошадь лучше, какой жокей профессиональнее. То же самое и футбол. Плюс городской патриотизм. Плюс двадцать пять тысяч на стадионе, которые в момент матча живут единым дыханием. Любой спорт - это социум, а футбол это социум более, чем любой другой вид спорта, хотя бы по количеству людей, которые одновременно сидят на стадионе и болеют.

- Примерно такое же количество приходит, чтобы увидеть одного человека. В том числе и вас.

- И это тоже здорово. Это тоже социум.

- И последний вопрос. Что бы вы хотели сказать или пожелать на прощание всем вашим почитателям?

- То же, что и всегда. Счастья всем, здоровья, мира, любви, понимания и милосердия. Всего, что нужно нормальному человеку, чтобы чувствовать себя нужным и состоявшимся.