Олег Волховский. Пряные ночи. – М.: Гелеос, 2008.
Париж. Сумерки. Площадь Пигаль. Район красных фонарей. 18-летний франт, одетый как секретарь британского посольства, углубился в лабиринт улочек. Там и сейчас идешь между дверей с фотографиями полуодетых девушек в откровенных позах, и негры-швейцары в красных пиджаках призывно улыбаются любому прилично одетому иностранцу.
150 лет назад все было так же, только вместо фотографий в витринах борделей висели фривольные рисунки, а их модели приставали к праздношатающимся господам.
Наш юноша худ, строен, у него крупный нос чуть с горбинкой, тонкие, плотно сжатые губы и тяжеловатый взгляд исподлобья. Его зовут Шарль. Недавно он сдал экзамены на степень бакалавра и заявил, что хочет стать писателем.
Мать и отчим приложили столько усилий, чтобы выбить из его головы эту дурацкую идею, словно следовали знаменитому совету Чехова (который еще не был дан): «Новорожденных же надо воспитывать так: обмыть, накормить и выпороть, приговаривая: «Не пиши, не пиши, не пиши!»
Шарль уже не новорожденный – время было безвозвратно упущено.
Ему настоятельно советовали выбрать между армией и дипломатией. И он почти сдался и поступил на юридический факультет Парижского университета.
Шарль элегантен и безукоризненно аккуратен. На нем пиджак, длинный жилет, сшитый у модного портного, рубашка с белыми манжетами. Он предпочитает розовые перчатки и красит волосы в зеленый цвет. У него свой стиль дендизма, но он денди до мозга костей, по стилю и убеждениям.
И вот перед денди открываются двери одного из заведений. На диване ждут полуодетые коммерсантки Эрота. Он обводит их взглядом. У него необычный вкус. Шарль украшает себя и любит уродство, находя в совокуплении с уродливой женщиной особенное удовольствие: не только от секса, но и от подтверждения собственной оригинальности, а значит, исключительности. Он – ниспровергатель эстетических канонов.
Его взгляд останавливается на пышногрудой девице с косыми глазами и черными косами. Ее прозвище Косенькая. Она почти соответствует уродливому идеалу Шарля: косоглазие и болезненный цвет лица.
Трость денди слегка поднимается, указывая на черноглазую девицу.
– Вот эта! – равнодушно бросает он «мадам».
– Сара, иди! – приказывает хозяйка заведения.
Они поднимаются наверх, в комнату. Сара садится на кровать и начинает раздеваться, волосы волнами падают на плечи, как спелые виноградные гроздья, свисает грудь. Она еще и иудейка! Для убежденного аристократа Бодлера – презренная вдвойне. А значит, вдвойне желанная.
В этом есть что-то садомазохистское: быть денди и аристократом и совокупляться с худшими из проституток. Только так Шарль может быть уверен в собственном превосходстве. <...>
Саре все равно. Опостылевшая работа! Еще один обезумевший от желания юнец, еще одна ночь в борделе, еще немного денег...
Но ему неважно ни то, что она чувствует, ни то, что думает. «Женщина – только прекрасное животное», – писал один из его кумиров – католический философ-традиционалист Жозеф де Местр. Шарля удивляет, как это женщинам дозволяется входить в церковь. О чем они могут говорить с Богом? Женщина вульгарна и примитивна, у женщины нет души. Только публичная девка полностью соответствует этим представлениям, и в борделях он получает еще одно тонкое удовольствие – полную убежденность в своей правоте. <...>
Его мечта – фригидная женщина, холодная, как труп, которая позволяет овладеть собой только из равнодушия.