Екатерина Барабаш «В течение двадцати лет сряду изъездил я Россию по всем направлениям; почти все почтовые тракты мне известны; несколько поколений ямщиков мне знакомы; редкого смотрителя не знаю я в лицо, с редкими не имел я дела...» – писал Пушкин в «Станционном смотрителе». Особенно любил Пушкин ездить по Белорусскому тракту, проходившему через Гатчину. Каждый раз останавливался он здесь по дороге в Михайловское и обратно. Подсчитали – как минимум тринадцать раз.
Никаких записок о Гатчине Пушкин не оставил, но известно, что эти места любил. Заезжал несколько раз в поместье Суйда, что в нескольких километрах от города. Сюда когда-то приехал провести в спокойствии и благости последние свои годы Абрам Петрович Ганнибал. Покой ему, впрочем, только снился – Екатерина II поручила старику попробовать вырастить картошку для «голодных нужд», памятуя о том, как Петр Первый в Стрельне пробовал выращивать завезенный клубень для медицинских целей. Таким образом, эфиоп Абрам Ганнибал стал первым в России, кто возделал картофельное поле, открыв перед картошкой блестящее будущее.
Здесь, в местечке Выра, жил самый известный в мире станционный смотритель. Как его звали – История уж забыла, но Александр Сергеевич назвал его Самсоном Выриным и описал вполне реальные его земные горести. Так теперь в Гатчине и говорят: «Поехать на экскурсию к Самсону».
До сих пор бродит по Гатчине легенда, что Пушкин провел здесь последнюю свою ночь на земле. Гроб с телом поэта везли в Святые Горы спешно, быстро, довезли всего-то за 19 часов – и это чуть ли не 300 км. По тем временам скорость поистине бешеная. Александр Тургенев, друг Пушкина, сопровождавший его в последнем путешествии, упоминал в записках, что по дороге они останавливались в Гатчине выпить чаю. Однако здесь по сей день уверены: Тургенев решил не рассказывать никому, что останавливался на ночлег. А на самом деле притомился и попросился переночевать в местной гостинице, что стояла прямо на Белорусском тракте. До сих пор краеведы бьются за то, чтобы доказать факт ночлега и повесить на доме № 33 по проспекту 25-го Октября мемориальную доску. Дом сохранился, как многие старые гатчинские дома. Иногда здесь до сих пор можно услышать: «Мне прадед рассказывал, что его дед был знаком с сыном хозяина той самой гостиницы, так вот он говорит, что покойный Пушкин здесь останавливался. А уж он-то знает».
А совсем давно здешние земли принадлежали Новгороду, но за них велась постоянная изнурительная борьба, и село Хотчино с соседями то и дело «уходило» из России к иноземцам. В 1617 году эти земли окончательно отдали шведам, а в 1702-м в ходе Северной войны Хотчино уже совсем окончательно перешло к России, одновременно плавно сменив название на Гатчину.
В городке Гатчина, на отшибе его, стояла мыза – финская усадьба. Когда-то Петр Первый подарил ее своей сестре Наталье. Потом мызой владел князь Куракин. А у Куракина усадьбу купила Екатерина Вторая – в подарок фавориту своему графу Григорию Орлову. Орлов был человек не только образованный и умный, но и эстетически грамотный. Он сразу понял, какая красота попала ему в руки, и немедленно принялся эту красоту совершенствовать. Выписанный из Италии архитектор Антонио Ринальди до самой своей смерти перестраивал дом, а ландшафтники трудились над созданием «прекраснейшего в мире парка», как рекомендовал потом его Павел Первый. Граф Орлов был поистине влюблен в Гатчину, в ее окрестности, в парк, в дворец. Обычно не особо склонный к сантиментам, он писал своему другу Жан-Жаку Руссо: «Мне вздумалось сказать Вам, что в 60 верстах от Петербурга у меня есть поместье, где воздух здоров, вода удивительна, пригорки, окружающие озера образуют уголки, приятные для прогулок, и возбуждают к мечтательности. Итак, милостивый государь, если такой уголок Вам по вкусу – от Вас зависит поселиться в нем». И почему Руссо не приехал? Ему же хуже┘
После смерти Орлова Екатерина выкупила имение у его наследников и подарила Павлу. Гатчинской мызе пожаловали статус города, а вскоре она стала и царской резиденцией.
Гатчинцы называют царский дворец «замком», вкладывая в это слово немало гордости. Правильно – дворцов по стране много, а замок – это что-то романтическое и таинственное, отдающее Средневековьем и рыцарскими турнирами. Если спросить прохожего, как пройти к замку, он немного снисходительно, распознав в вас непроходимо неграмотного туриста, спросит: «К какому?» И чуть свысока пояснит: «У нас же не один замок. Вам какой – главный или в овраге?» Главный – это царский, монументальный, без намека на барочные излишества. Он стоит на краю огромного парка (700 га), на самой высокой точке города, на берегу Серебряного озера, похожий на приземлившегося ненароком сказочного орла, раскинувшего темно-серые крылья. Этими крыльями он словно защищает, приобнимает с двух сторон памятник главной местной знаменитости – императора Павла Первого. Про Павла здесь всегда говорили с уважением, даже в те времена, когда его было принято считать туповатым солдафоном. По части трактовки этой исторической фигуры гатчинцы всегда стояли в оппозиции к официальной истории и «Грань веков» Эйдельмана прочитали раньше всех. С некоторых пор, после выхода на экраны фильма Виталия Мельникова «Бедный, бедный Павел», где Павла сыграл Виктор Сухоруков, памятник перед замком стали совсем по-домашнему ласково называть «наш Витя». «Станете спиной к Вите Сухорукову – и идите все время прямо», – объяснял местный парень дорогу к вокзалу.
Второй замок – Приоратский. Он действительно стоит в овраге, и издалека видны его остроконечные красные крыши. Если смотреть со стороны «большого замка», эти средневековые шпили теряются между православными луковками с крестами, и щекочет странное ощущение: словно ты попал в безвременье, то ли в яму какую между веками, то ли соткали зрелище, как рядно, из кусочков – из разных культур, разных веков. Павел Первый, как известно, был магистром Мальтийского ордена, а Приоратский дворец (нет, дворец – это для туристов, а для своих – опять же замок) недолгое время был резиденцией ордена. «Приоратами» в Западной Европе издревле называли небольшие монастыри и монастырские землевладения. В советские времена здесь был то санаторий для рабочих, то Дом пионеров. Словом, обычная для отечественных дворцов и замков судьба.
К кинематографу Гатчина имеет самое непосредственное отношение. В 1896 году здесь снимали первый документальный фильм, посвященный восшествию на престол Николая Второго. Местные жители уверены, что история российского кинематографа началась именно в Гатчине. А уж когда 13 лет назад здесь обосновался фестиваль «Литература и кино», гатчинцы воспрянули духом: история российского кинематографа продолжается там, где и началась.
В конце февраля каждый год в Гатчину свозят кино, так или иначе связанное с литературой. Не обязательно экранизации. Хотя именно с них и начинался когда-то фестиваль. Тогда экранизацию объявили умирающим жанром, уделом чудаков. С тех пор прошло почти 15 лет, экранизация стала одним из наиболее модных жанров кино, и нынче только чудак не снимает литературу. Но фестиваль остался, хотя экранизации перестали быть главными действующими лицами. Заодно перестал быть главным действующим лицом и Сергей Есин, до этого года бессменный председатель жюри фестиваля, а еще до этого – ректор Литинститута.
В этом году место Есина занял Владимир Хотиненко, который, правда, к литературе имеет отношение лишь как любой грамотный человек. Фильмы он снимает только по оригинальным сценариям.
Отдаленно фамилия нынешнего председателя жюри перекликается с названием города (хотя здесь его любят не только за это). В переписной книге, составленной в 1499 году в связи с присоединением Ижорских земель к Московскому государству, значится село «Хотчино над озерком Хотчиным». По одной из версий, название Хотчино произошло от мужского имени Хотин, которое, в свою очередь, пришло от слова «хотимый», то есть желанный. Версия эта недоказанная, однако приятная, и не только Владимиру Ивановичу Хотиненко.
В дни фестиваля жизнь города клубится вокруг кинотеатра «Победа» – главной фестивальной точки. Ходят на все фильмы подряд, даже на дебюты, на документальное кино, на ретроспективы. К кино здесь относятся с небывалым пиететом. Суровые северные джентльмены с татуировками на руках торопливо ввинчивают в себя остатки пива перед входом в кино, чтобы не дай бог не войти в кинотеатр с бутылкой. Во-первых, строго укажут. Во-вторых, даже если не укажут, все равно неудобно как-то. Не принято здесь так. Пиво можно выпить в другом месте. Благо в Гатчине этих «других мест» на удивление много. Ладно если в центре, но ночной клуб в одноэтажном, вросшем в землю домике, уцелевшем еще со времен графа Орлова, там, где город Гатчина сливается с деревней, – вот это да, экзотика.
Кроме изобилия примет ночной жизни в этом городе бросается в глаза переизбыток трех вещей: салонов мобильной связи, мемориальных досок и политической активности. Салонов мобильной связи здесь в разы больше, чем продуктовых магазинов. За счет чего они выживают – не понятно никому, кроме, наверное, владельцев. Но владельцы об этом разговаривать не любят.
Мемориальных досок еще больше, чем «мобильных» магазинов. Ходишь по городу, и вдруг – раз – и покажется, будто бродишь вокруг Дома на набережной. «Памятки» на каждом шагу. Вперемежку висят напоминания о Куприне, Ушинском, Ипполитове-Иванове, Глебе Успенском, пилотах Нестеровых, реввоенкомах, Ленине, Кирове, императоре Павле Первом┘ В честь Куприна, кстати, называется и главный приз Гатчинского кинофестиваля – «Гранатовый браслет».
Политической активности местной властной партячейки начинаешь аплодировать сразу по въезде в город, когда на растяжке-триколоре видишь: «Мы самые лучшие! Мы идем голосовать!» Эти скромные заверения перемежаются с призывами: «Приходи на выборы – будут все свои!» Заявление сколь смелое, столь и правдивое. Поэтому ничуть не удивляешься, когда в центре города перед взором вырастают фигуры двух больших зеленых пляшущих медведей, над которыми сияет слово «Победа». Темнеет. Медведи загораются множеством маленьких лампочек, высвечивая название кинотеатра «Победа». Право слово, жизнь отдать за такую красоту. Тем более что это так легко: если попятиться назад, чтобы большое виделось на расстояньи, почти неминуемо попадешь в открытый канализационный люк┘
Гатчина–Москва
