Семен Букчин. Влас Дорошевич. Судьба фельетониста.
– М.: Аграф, 2010. – 720 с.
Удивительная ситуация сложилась в отечественной публицистике начала ХХ века – в ней одновременно царствовали как минимум три короля фельетона. Точнее, королева и два короля – Надежда Тэффи, Аркадий Аверченко и Влас Дорошевич.
Впрочем, удивительно не наличие трех претендентов на престол – в период расцвета прозы, поэзии и философии, эпохи Серебряного века такое разнообразие имен в области журналистики вполне понятно. Удивительно, что столь глубоких писателей публика (и критики) числила по разряду фельетонистов. Ведь за комическими коллизиями у них скрываются драмы маленьких людей. Да, гротескные персонажи «За стеной» Тэффи или герои «Шутки мецената» Аверченко смешны. Но разве помимо смеха они (точнее, даже они) не способны вызвать и жалость?
Влас Михайлович Дорошевич (1865–1922) обладал таким же двойным зрением. За легкой повествовательностью забавного анекдота у него проступала подлинная трагедия. Современный минский исследователь жизни и творчества Дорошевича Семен Букчин обстоятельно реконструирует биографию знаменитого писателя. Он пишет о зарождении у Дорошевича интереса к литературе, успешной карьере не только журналиста, но и редактора (руководил такими популярными газетами, как «Россия» и «Русское слово»), прерванной Октябрьским переворотом.
Двойное зрение проявлялось у Дорошевича во всем. Будь то в статьях о театре (писатель был заядлым театралом), политике, собственно литературном труде. Так, в своих очерках на политические темы Дорошевич рассуждал не с позиций сегодняшнего дня, не руководствуясь конъюнктурой, а с учетом перспектив. Нередко он выступал как профессиональный геополитик. Впрочем, статьи Дорошевича от этого не превращались в сухие академические тексты, представляющие интерес разве что для сотрудников Министерства иностранных дел. Во время Русско-японской войны он послал в Токио журналиста Владимира Краевского, который под видом американского гражданина Пальмера не только целый месяц провел в Японии, но и успел съездить на фронт. Связь с редакцией поддерживалась через условные телеграммы, посредством доверенного лица в Лондоне. После возвращения Краевского-Пальмера Дорошевич опубликовал очерк «Корреспондент «Русского слова» в Японии», в котором рассказал о подробностях командировки своего сотрудника. Статья была перепечатана множеством ведущих газет мира на первых полосах. Материалы же самого Краевского в дальнейшем вышли отдельной книгой.
Хотя автор и критиковал (и порой довольно резко) царский режим – за фельетон литератора Александра Амфитеатрова «Господа Обмановы» была закрыта редактируемая Дорошевичем «Россия», – события 1917 года его сильно насторожили. Он призывал «не повторять ошибок 1905 года, чтобы революционное вино не бросилось в голову», утверждая, что революцию нужно делать трезвым. Писатель довольно быстро разочаровался в премьере Александре Керенском, но тем не менее старался поддерживать Временное правительство против оппозиционного Петроградского совета, не без оснований опасаясь дальнейшей дестабилизации общества последним.
Чтобы смотреть в будущее, нужно особое зрение. Александр Трифонов. Взгляд в будущее |
При этом Дорошевич старался объективно (двойное зрение) подходить и к объектам критики, видя вину не только в конкретных творцах насилия, но и в «страшной политике, озлобляющей умы и сердца».
Еще отчетливее эта тенденция проявляется в прозе Дорошевича. Даже самые отрицательные персонажи (типажи палачей сахалинской каторги, заглавный персонаж из сказки «О происхождении клеветников») вызывают у читателей помимо негодования еще и сострадание. Впрочем, часто падший или маленький человек описан у Дорошевича с доброй иронией, беззлобным юмором – как в случае с неким юристом, неудачно отпраздновавшем Татьянин день.
Такой вот писатель с двойным зрением. А впрочем, какое еще зрение может быть у настоящего короля?