Хождение по избам

Синтез и анализ слов и тел очень схожи. Рембрандт. "Урок анатомии доктора Тюлпа". Маурицхёйс, Гаага

«Медицина – моя законная жена, литература – незаконная» – так знаменитый писатель за несколько лет до женитьбы на Ольге Книппер определил свое гражданское состояние в письме бывшему однокласснику. И это была не просто шутка. В Воскресенской больнице близ Нового Иерусалима Чехов имел практику и после получения диплома, посещая больных через день. Однажды участвовал во вскрытии убитого – прямо в поле, под дубом, ибо мужики умоляли не делать этого в деревне. Даже ведра не давали, чтобы набрать воду из пруда, зато украсть в соседнем селе не затруднились┘ Вскоре после этого лекарь Чехов с полмесяца замещал земского врача в Звенигороде, принимая за полдня по 30–40 больных. Затем, живя в Москве, Антон Павлович совмещал литературу и врачевание, на том и другом зарабатывая не слишком много. Прервали медицинскую практику Чехова не только загруженность писательством, но и тяжелый случай в январе 1886 года: две его пациентки, мать и сестра художника Янова, умерли от тифа. Чехов снял со своих дверей докторскую вывеску и, хотя некоторое время еще лечил больных, больше ее не вешал. Тем не менее и в последующие годы Антон Павлович участвует во врачебных съездах, слушает лекции о новых открытиях в медицине, в письме к брату подписывается «брат и сестра Антоний и Медицина»┘ Посещая Петербург, где печатается в журнале «Осколки», пользует больных в семьях сотрудников и старого писателя Григоровича.

Летом 1891 года, живя в Тульской губернии, ему вновь случается и врачевать, и делать вскрытия. Но самый значительный период в карьере Чехова-доктора начинается в 1892 году с покупкой имения Мелихово. 16 июня он пишет редактору «Нового времени» Суворину: «Пришли больные. Баба с глазом. Дала полотенце» – это еще частная практика. А меньше чем через месяц его приглашают в санитарные врачи от земства по случаю надвигающейся с юга холеры. Чехов работает – бесплатно и не имея времени писать! – на большом участке с 25 деревнями, четырьмя фабриками и монастырем. Он объезжает села с просветительскими лекциями («Бить, вероятно, нас не будут»), строит холерные бараки и принимает больных со всеми прочими недугами. Деньги на организацию пунктов земство не дает, Чехов выпрашивает их у богатых людей. Берет и «натуру» – известь, купорос. Фельдшера ему дали не сразу и весьма бестолкового, и Чехов надеется, что в день будет не больше одного-двух случаев холеры – каждому больному надо отдавать по 5–10 часов.

«Странно, что к зиме холера захватывает все больший район», – пишет Чехов 10 октября. Эпидемия в 30 верстах от него, на соседнем участке. За лето приходилось иметь дело с тифом, дифтеритом, скарлатиной┘ Чехов с тревогой ждет 15 октября, когда участок официально должен быть закрыт. «Я отпущу фельдшера, закрою барак и, если случится холера, буду изображать из себя нечто комическое». Плюс к этому заболел врач соседнего участка, и по долгу товарищества придется взять и его больных. Правда, земский врач имеет право в тяжелой ситуации вызвать санитарный отряд из Москвы┘ К счастью, холера до Мелихова не дошла. На соседнем участке заболели 16 человек, умерли четверо – малую смертность Чехов ставит в заслугу тамошнему врачу Петру Куркину (впоследствии известному демографу). Кстати, на премьере «Дяди Вани» зрители Художественного театра увидели картограмму Серпуховского уезда с селом Мелихово в центре. Ее по просьбе Чехова изготовил доктор Куркин┘ В феврале 1893 года Антон Павлович пишет в управу медицинский отчет, куда, «кроме цифр, подпустил несколько великих мыслей». Из тысячи с лишним больных он успел зарегистрировать только 600. Зимой и весной он принимает на своем пункте – то обварившийся в котле мальчик, то роженица┘ А в июле опять холера, и на этот раз в 20 верстах. Суворин зовет его в Питер, Чехов отвечает: «Можно бы удрать дня на 2–3, но фельдшерица моя жрет морфий и уже на три четверти отравлена – и не на кого мне бросить участок и больных». У Чехова вновь обошлось без холеры, но уже на исходе эпидемии, в октябре, от нее скончался Чайковский. «Известие поразило меня. Страшная тоска┘» – телеграфирует Чехов брату композитора Модесту Ильичу. Устав от напряжения и безденежья, мучимый геморроем и развивающейся чахоткой, Чехов просит брата Александра выхлопотать ему место чиновника в медицинском департаменте. Служить он не намерен – просто этот чин дает паспорт и право проживания в Москве. Брат посодействовал, и вскоре Чехов получает отставку со словами: «Холост. В походах и сражениях не был».

Теперь он намерен заниматься исключительно литературой. «Брошу даже медицину┘ отдал уже ей дань в виде книги о Сахалине». Но занимается многим и о медицине не забывает. В январе 1897-го, во время первой Всероссийской переписи населения, Чехова беспокоят слухи о чуме. Страшит его не сама болезнь – и без нее смертность велика, – но то, что «население истолкует перепись по-своему и начнет лупить врачей, отравляют-де лишних, чтобы господам больше земли было». В те же дни Чехов радуется известию об открытом брянским врачом Денисенко средстве от рака. Увы, сок чистотела оказался действен лишь против бородавок┘ Участие в переписи с ее хождением по избам («с непривычки стукаюсь головой о притолоки, и как нарочно голова трещит адски – и мигрень, и инфлюэнца») подвигает Чехова на размышления о социальных аспектах медицины. Он выражает скепсис по поводу городских больниц, откуда беднота выходит без одежды и вновь заболевает. Вместо нерегулярной благотворительности нескольких филантропов писатель предлагает обложить налогом милосердия всех богачей: «Богатый москвич тратит сотни и тысячи на то, чтобы из меньшей братии создать побольше проституток, рабов, сифилитиков, алкоголиков – пусть же дает он хотя гривенники для лечения и облегчения┘ страданий этой обобранной и развращенной им братии».

Последние годы проходят у Чехова в отчаянной борьбе со смертельной болезнью, от которой не спасают ни Ривьера, ни Крым. Покидая Мелихово, он еще мечтает заняться медициной: «Взял бы какое-нибудь место, но уже не хватает физической гибкости». В Ялте Чехов участвует в постройке санатория для малоимущих, следит за состоянием здоровья Толстого и других живущих поблизости писателей, сам же он теперь только пациент. Но и перед самой кончиной, весной 1904 года, он пишет из Ялты знакомому: «Если буду здоров, то в июле или августе поеду на Дальний Восток не корреспондентом, а врачом. Мне кажется, врач увидит больше, чем корреспондент». На японский фронт поехал другой врач и писатель – младший современник Чехова Викентий Смидович (Вересаев)┘