Ольга Балла В европейской культуре (весьма вероятно, что не только в ней, но о других смысловых мирах судить не возьмусь) есть некоторое количество предметов, предназначенных специально для того, чтобы быть непонятными.
Они еще известны под названием «вечных» тем – таких, для которых каждое культурное состояние, каждая эпоха создают собственную версию, и, как правило, не одну. Это темы «навязчивые», обреченные постоянно воспроизводиться, вызывать в людях зудящее чувство недостаточности, а то и ложности уже накопленных толкований – и потребность в том, чтобы начать все с начала.
Соблазняют они по меньшей мере двумя своими особенностями: обманчивой ясностью и – значительно менее обманчивым – чувством того, что они имеют отношение к каждому. Поэтому, соответственно, каждый не только имеет право их толковать, но попросту вынужден это делать.
Свернуты такие темы обыкновенно в одно-единственное слово: настолько простое, что способно иной раз показаться даже бессодержательным. Заболтанным общим местом, которое давно уже не стоит специального внимания. А то и вовсе чем-то таким, чего попросту нет: тем, что люди себе в утешение придумали. Культурными конструктами.
Любовь. Счастье. Смысл. Судьба. Свобода. Вера. Бог. Жизнь. Смерть.
Разумеется, это культурные конструкты. Разумеется, их придумали. И продолжают придумывать. Но потому и придумали, что не делать этого не могут: это понятия-поводы, понятия-стимулы. Понятия-вызовы, понятия-возможности. Если они и лишены – что, кстати, вполне вероятно – собственного, единственного и надежно фиксируемого содержания, то уж не для того ли, чтобы всякий раз заново это содержание порождать и провоцировать? Конструируя их, человек конструирует самого себя. Это корни, из которых он растет и за которые никак не может сам себя схватить.
Та бесконечность, с которой все это повторяется, только кажется дурной. На самом деле как раз наоборот – это бесконечность собирающая.
Такие темы – точки особенно интенсивной культурной памяти. В них хранятся все их понимания и значения, все связанные с ними образы, вымыслы, надежды, иллюзии, которые когда бы то ни было случились. И сколько бы этих пониманий ни набралось – всегда остается еще много-много места для будущих: мыслимых и немыслимых, возможных и недопустимых.
Это резервуары смысла. Одна из самых надежных форм его хранения. Понятия-консервы. Понятия-семена.
Может быть, страшно вымолвить, неверных пониманий у них нет вообще. Они для каждого точно таковы, какими он их, на свой страх и риск, проживает.
И поэтому каждое поколение с энтузиазмом первопроходцев снова и снова принимается их толковать в искренней надежде на то, что уж оно-то наверняка сможет предложить окончательное, оригинальное, исчерпывающее их понимание. Ну по крайней мере – приблизиться к этому. Оригинальное – да, получается не так уж редко. Окончательное, тем паче исчерпывающее – увы. И не должно получаться.
