Когда умер Воннегут, в памяти сразу всплыли слова – «Колыбель для кошки».
Я задумался: почему именно эти? Почему не «Завтрак для чемпиона»? Не «Бойня номер пять»? Да и вообще Воннегут написал так много, и все книги его – по сути дела, один большой воннегутовский текст, лишь условно разбитый на фрагменты-романы, но тогда почему именно «Колыбель┘» так четко и ясно всплывает в памяти, через 30 лет после того, как ее прочел?
Каррас – это термин, придуманный Воннегутом для обозначения группы людей, связанных между собой одной, как сказали бы сейчас, ТЕМОЙ. Как все-таки хорош современный русский язык и как легко на нем разговаривать! Ну так вот, перечитав сейчас, после смерти Воннегута, этот роман, я с изумлением обнаружил, что совершенно неправильно понимал значение слова «каррас» тогда, в юности.
Мне представлялось, что это нечто, так сказать, духовное, высокая связь душ, единомышленники и друзья (каррасом, с легкой руки Оли Мариничевой, стали мы называть нашу компанию, сложившуюся вокруг редакции «Комсомолки» в 1975–1977 годах, и долгое время, несмотря на острый привкус литературщины, слово продержалось на языке).
Но ничего подобного автор вовсе не имел в виду. Каррас – это отнюдь не какое-нибудь неформальное сообщество людей, которые встречаются часто-часто, одержимые всякими идеями, как социал-демократы 1917 года, хиппи 1968-го или нынешние готы или лимоновцы. Ничего подобного.
В воннегутовский каррас по ходу действия «Колыбели┘» попадают люди совершенно разные – в том числе тупые, циничные, себялюбивые, странные, то есть те, с кем и автор, и герой не хотели бы иметь ничего общего. Но – приходится! Ибо все они образуют случайную связь, прихотливую цепочку обстоятельств, приводящую к обнаружению так называемого «Льда-девять» (очередной версии всемирной катастрофы, придуманной Воннегутом, ему не давала покоя эта тема). И к фантастическому замерзанию планеты, так живо и так любовно описанному автором.
Все! Каррас образуется вокруг вампитера, объясняет Воннегут, то есть той самой темы (если говорить опять же на современном русском языке, выдуманном бандитами), благодаря которой жизнь персонажей сплетается в сюжет. Наш каррас, идею которого мы тогда, в конце 70-х, так бережно холили и лелеяли, оказался все-таки гранфаллоном, то есть ложным каррасом, идею которого Воннегут объясняет так: «То, что Хэзел как одержимая искала хужеров (уроженцев штата Индиана. – Б.М.), – классический пример ложного карраса, кажущегося единства какой-то группы людей, бессмысленного по самой сути, с точки зрения божьего промысла, классический пример того, что Боконон назвал гранфаллон. Другие примеры гранфаллона – всякие партии и дочери американской революции, Всеобщая электрическая компания и Международный орден холостяков – и любая нация, в любом месте, в любое время».
Судьбы тех, кого я всю жизнь знаю и кто, в общем-то, мне всегда дорог, разошлись с тех пор, с конца 70-х, очень далеко. Но даже то, что мы всерьез долгое время считали себя каррасом, разумеется, долгое время оказывало влияние на нашу жизнь. Мы не просто принадлежали к неформальной группе, к какому-то клубу, интеллектуальной банде. Мне всегда казалось, что у всех нас – и у тех, кто делал яркую карьеру, и у тех, кто к ней не стремился┘ и у тех, кто то взлетал, то падал, и у тех, кого судьба не пощадила, и у тех, кто прожил жизнь сравнительно спокойную и благополучную, – есть общий сюжет, ТЕМА, ВАМИПИТЕР.
Мы, юноши и девушки конца 70-х, всю жизнь доказывали всему миру, что мы не такие, как все, что нас не надо судить по общим законам, что законы у нас свои, а какие это законы – мы никому не скажем┘ Мы – спрятанные люди. Но можно ли это назвать общим сюжетом, «Льдом-девять», который мы всю жизнь искали? Нет. Никто так и не смог сформулировать эти законы.
И тем не менее меня не покидает ощущение, что тогда, 30 лет назад, Воннегут инфицировал мое поколение этой странной идеей, странной взаимосвязью людей одного круга, которая не сводится ни к социальным сетям, как их теперь называют, ни к андеграундному чувству превосходства, ни к политическим идеям, вообще ни к чему. В цитате, которую я привел, упоминается Боконон, мифический персонаж из «Колыбели для кошки», старый веселый негр, сочинитель почти детских стишков, калипсо, и – религии, которую он придумал для маленького и бедного народа острова Сен-Лоренцо.
Смешной обряд боку мару – нежное касание пятками, приводящее людей к глубинному пониманию жизни и друг друга, другие дурацкие правила, искусственно созданный культ, аура запрещенной веры – все это, черт побери, было угадано стариком Воннегутом в религии Боконона так точно, что даже дух захватывало от его наглого знания. Он знал про нас, советских юношей и девушек, что-то, чего, может быть, не знали мы сами – он знал о нашей невероятной потребности хоть чем-то противостоять нелепому и алчному советскому гранфаллону, ложной общности, ложному каррасу, о котором льются теперь крокодиловы слезы на каждом углу.
Мы не желали отождествлять себя ни с нацией, ни с русской, ни с какой-то еще, ни с «советским народом», ни с коммунизмом, ни со «столицей», ни с «провинцией» (хотя разорвать именно эту пуповину своего гранфаллона было сложнее всего), ни с семьей (с семейными преданиями в советские времена было очень сложно, почти в каждой семье что-то замалчивалось, о чем-то не говорилось), ни даже с мягкой, обволакивающей, почти сектантской атмосферой альма-матер любого типа (школа, институт, армия, двор, район, служба) – ни с чем.
Таинственный воннегутовский каррас въелся в мои печенки, с этой идеей я прожил жизнь, не очень-то задумываясь об этом, и даже сейчас, когда от всего карраса осталась, возможно, лишь моя жена, ничуть не жалею об этом. Каррас есть. Он всегда с нами. Главное – не забывать о том, что стало сюжетом нашей жизни. Стало давно, еще в самом начале.
Но в те дни, когда мы вспоминали старого американского шутника, я подумал о другом: воннегутовским каррасам, конечно, нет места в современной жизни.
Гранфаллоны победили. Победили во всем мире.
Победили «всеобщие электрические компании», победил «всемирный орден холостяков», победили нации, великие и ничтожные, маленькие и большие (они-то в первую очередь!), да вообще любая маркировка от гламурных этикеток до бритых голов стала важнее в человеческой жизни, чем все остальное.
Это страшно. Ведь гранфаллон, то есть неформальное объединение людей по формальному признаку, – это и есть тот страшный «Лед-девять», который придумал безумный профессор Хонникер в «Колыбели для кошки», написанной в 1965 году. «Лед-девять», способный убить все живое на нашей планете. Может, хватит маркироваться? Хватит гранфаллонить? В жизни есть кое-что поинтереснее, чем социальная религия, придуманная для тебя другим человеком. А именно: твоя личная религия. И твой личный каррас, может быть, даже на двоих (хотя этот вариант Воннегут тоже не очень-то признавал). Лишь бы не замерзать.