Анна Болкисеева Успех Людмилы Улицкой – вполне закономерное явление. Она заняла вечно пустующую в русской литературе нишу: Улицкая пишет, как сама призналась в одном газетном интервью, для подруг, то есть для других женщин. Судьбы ее героинь похожи на миллионы женских судеб. Весь прошлый, XX век проходит перед нашими глазами┘ А XX век – это особая страница истории, слишком часто женщинам прошлого столетия приходилось бороться за свою жизнь, за жизнь своих детей в одиночестве.
Нет, безусловно, в произведениях Улицкой действуют и мужские персонажи, но они живут возле женщин, усваивая правила общения с миром и примирения с ним. Страдает доктор Кукоцкий («Казус Кукоцкого»), отстаивая право женщины на аборты, в окружении женщин умирает в Нью-Йорке художник Алик («Веселые похороны»), застенчивый Шурик («Искренне ваш Шурик»), всю жизнь проживший подле матери, рожденный словно бы для того, чтобы утешать несчастных женщин┘
XX век – это век сильных женщин, сильных и не всегда счастливых. Интересно, что среди самых ярких символов эпохи войн и революций есть очень мощные женские образы, достаточно вспомнить самый известный плакат Великой Отечественной войны: «Родина-мать зовет».
Улицкая описывает разные судьбы, не пытаясь приукрасить, идеализировать женское начало. Ее героини не похожи на картонных красавиц любовных романов, они живые, они страдают, сами причиняют боль, они несовершенны, как и весь этот мир, но на них, на любви и материнстве он держится┘ Женское начало – это не только и не столько красота, это страх и ужас, тревога за судьбы детей, это болезни, беременность, роды. Жизнь героинь Улицкой невозможно назвать «глянцевой», поэтому обвинения автора в «попсовости», которые мне иногда доводилось слышать, кажутся необоснованными. Безусловно, «Девочки», «Медея и ее дети», «Казус Кукоцкого» и «Сонечка» – проза долгожданная. У Улицкой свои правила письма, отличные от правил суровой мужской прозы.
На мой взгляд, у современных писательниц (всегда настаиваю на том, что женщина имеет право называться писательницей, а не писателем, и не стоит слова этого пугаться) есть возможность говорить иначе, а это в литературе дорогого стоит, ведь, как известно, все сюжеты можно найти у Шекспира, а он и сам их позаимствовал у предшественников. На данном этапе писатель уже не стремится рассказать что-то новое, и не столь важен вопрос: «О чем?», важен вопрос: «Как?» Можно разложить все по полочкам, упрекнуть Улицкую в том, что финал романа «Казус Кукоцкого» кажется размытым и невнятным, можно усомниться в правомерности использования авторских писем в романе «Даниэль Штайн, переводчик», но это ее стилевые приметы, следы «непрофессионализма» в лучшем смысле этого слова. У нас слишком много текстов, написанных филологами и выпускниками Литературного института┘ И слишком много текстов, написанных словно под копирку.
И тем не менее стоит обратиться к вопросу: «О чем произведения Людмилы Улицкой?» Лучший ответ на него дала сама писательница в интервью, опубликованном на сайте «Настоящая литература. Женский род»: «В очень общем смысле могу сказать, что я продолжаю оставаться биологом, антропологом. Все на свете, имеющее отношение к человеку, относится к области антропологии. И меня интересуют не проблемы, явления, идеи, а собственно человек в соприкосновении с проблемами, идеями и прочим. Мы же знаем прекрасно эту литературу, которая выстроена сегодня достаточно основательно, литературу, которая вообще не касается человека. Что не про человека – мне не интересно. Если определять направление моего интереса, это – человек»...
Спектр тем, которые интересуют Улицкую, достаточно широк, и проблемы эти – общечеловеческие. В своем новом романе, посвященном судьбе католического священника, еврея Даниэля Штайна, Улицкая обратилась к теме праведничества, проблемам межнациональной розни, религиозной терпимости. Словом, мы имеем дело с теми проблемами, что всегда волновали русскую литературу, которую мы столь преждевременно похоронили. Ни о какой коммерциализации и «попсовости» в данном случае не может быть и речи.
