Начало большой победы

Андрей Коротаев, Владимир Клименко, Дмитрий Прусаков. Возникновение ислама: Социально-экологический и политико-антропологический контекст. – М.: ОГИ, 2007, 112 с. (Нация и культура / Новые исследования: Антропология).

Имена соавторов небольшой, впрочем, вставленной в раму твердой обложки (видимо, с целью подчеркнуть весомость разрабатываемой темы) брошюры вряд ли что-то говорят широкому читателю. За пределами узкоспециальной аудитории лучше других известен, пожалуй, Владимир Клименко – доктор технических наук, профессор, руководитель Лаборатории глобальных проблем энергетики Московского энергетического института, прочитавший за последний год две популярные лекции в московском клубе «Билингва». Дмитрий Прусаков и Андрей Коротаев – историки: первый является ведущим научным сотрудником Института востоковедения РАН и членом Восточного института Университета Чикаго, второй руководит программой «Антропология Востока» в РГГУ. Вживую мне довелось наблюдать Андрея Коротаева, и вид молодого профессора, с интонациями религиозного пророка рассказывавшего в институтской аудитории о генетических маркерах, мифологических мотивах и социальных структурах, вываливавшего из потертой кожаной сумки на стол ворох распечатанных графиков и таблиц, в которых сам то и дело путался, произвел на меня неизгладимое впечатление.

В книге – по сути, скорее развернутом докладе, чем монографии – тоже достаточно графиков и таблиц, местами разбавляемых вкраплениями арабской вязи. Несмотря на то что для не посвященного в тонкости социальной антропологии, климатологии и матстатистики читателя всё это звучит как китайская грамота, излагаемая в книге концепция вовсе не укрыта густой терминологической пеленой. Напротив, она предельно ясна и захватывает воображение – и могла бы предваряться лозунгом полного и окончательного изгнания мистики из религиоведения. Авторы демонстрируют, что проповедь Мухаммада обязана своим успехом не столько – или, во всяком случае, не только – своим имманентным достоинствам, сколько общей экологической и социально-политической обстановке в Аравии VI–VII веков.

Не вдаваясь в детали (их ищите в книге), причинно-следственную цепочку можно представить следующим образом: резкое усиление тектонической и вулканической активности, сопровождаемое засухами и пандемиями, вызывает на Аравийском полуострове политический кризис, который приводит к разрушению централизованных политических структур. Взамен им в процессе адаптации к кризису вырастает мекканская трансаравийская коммерческая сеть, ставшая также сетью коммуникационной. На роль нового объединительного фактора претендует религия, но культы традиционных языческих божеств привязаны к определенным племенам – то есть признание духовной власти соответствующих пророков обернулось бы признанием политического господства представляемых ими племен.

Оптимальным ответом на хаос и раздор могла бы стать автохтонная монотеистическая традиция – и таковая возникает. Мухаммад оказался одним из новых пророков единого небесного бога, но ответ на вопрос, почему в конкурентной борьбе победил именно он, за рамки исследования естественным образом выходит. Здесь предыстория ислама заканчивается и начинается его победоносное историческое шествие.

Эту краткую рецензию мне хочется закончить вроде бы не относящимся к делу соображением. В том, что ислам – не столько философско-умозрительное, сколько социальное явление, я убедился пару недель назад, прогуливаясь по вполне светскому центру Стамбула. Трижды в день здесь из каждой мечети раздается через мегафоны пение муэдзинов, и местные жители, явно не торопясь совершать намаз, жизнерадостно напевают вслед что-то а-ля муэдзинское: всеобщая музыкальность здесь разлита в воздухе. Со стороны кажется, что стамбулиты друг другу ближе и роднее, чем, скажем, под колокольный звон спешащие по своим углам москвичи. И мне подумалось, что миллион (!) манифестантов, собравшихся в Стамбуле в самом конце апреля, чтобы не дать шанса возможному курсу на исламизацию государственной политики, – это и есть далекое следствие мобилизующей и объединяющей город в единое целое силы пения муэдзинов. Пения столь настойчивого, что от него просто невозможно скрыться, уйти в себя. Так что ислам парадоксальным образом победил даже в Турции, остающейся, к счастью, светской страной. Что уж тут говорить о прочих┘