Вечный дозор

После смерти не умирают. Это факт. Даже неграмотные цыгане говорят, что и жизнь, и смерть – кочевые. Вся поэзия Виталия Пуханова – это путешествие в Царство Мертвых. Где оно? «У века за чертой, как за горой». Там прекрасные молодые поэты, расположившись на траве, пьют красное вино, отдыхают и спят вповалку, иногда к ним приходит Пушкин и тихо читает Лермонтова. То, что на первый взгляд кажется некрофильским бредом, у Пуханова предстает главным жизнеобразующим началом. Точнее сказать, главным и единственным. Иначе откуда берется такое: «Любимая! Я шлю тебе привет!/ Из этих мест в Россию Мандельштама/ У нас с тобой другой России нет».

Впрочем, заглянув в резюме Пуханова, узнаем, что он родился в Киеве в 1966 году – спустя почти четверть века со дня гибели Осипа Эмильевича. В четырнадцать лет Виталий пережил второе рождение и из обычного юноши перековался в поэты. Потом закончил Московский литературный институт, сотрудничал и публиковался во многих журналах. Последний сборник стихов – «Плоды Смоковницы». В настоящее время Виталий – ответственный секретарь молодежной литературной премии «Дебют». Что это значит? Здесь придется отвлечься и прояснить собственно механизм этой премии, который заключается в том, что эксперты-ридеры из многотысячного барахла заявленных на конкурс рукописей отбирают самые драгоценные и приглашают их авторов в Москву – на недельные творческие семинары и церемонию награждения. Зачастую ребята из провинции впервые попадают в подобную среду, и первый «живой, известный московский поэт», которого они видят собственными глазами, тем более пьют с ним водку, – Виталий Пуханов. Тут он исполняет роль некоего Харона, который перевозит их с одного берега на другой – в мир фуршетов, поэтов, издателей, редакторов и рецензентов. Это сильно впечатывается в мозги. Вольно или невольно, но Пуханов задает тон, даже если его потом будешь держать в уме как некую точку оттолкновения.

Между тем с виду он похож скорее на продюсера, чем на поэта, – собранный, деловой, подвижный. Пухановский дар гораздо глубже того, чтобы прилюдно рвать на груди рубаху. От мессианских поэтических истерик все устали не меньше, чем от нудного интеллектуального бормотания внутри столичных междусобойчиков. Виталий пытается вменить поэзии как довольно своенравному и головокружительному течению здравый смысл. Ведь Искусство дисциплинирует гораздо больше, чем армейская муштра или этика служащих современных корпораций. Тактика Рембо, то есть добровольное превращение поэта в неряху, юродивого и вертопраха, уже не работает. Потому что поэтов уже не прессуют в КГБ и не сажают в психушки. Протестное маргинальное бунтарство, которое еще в середине 80-х было признаком честности и ума, сейчас обернулось неизменным спутником глупости и нечуткости. Сама эпоха не заказывает ни новых тиранов, ни новых летовых. Вменяемый человек будет с этим считаться. Культура – это память о Правде, и вытекающий из нее кодекс чести в любом случае – система ограничений, но не тюрьма, где талант гноится, а поле боя, где он распрямляет крылья.

В окончательной победе своих однополчан – от Данте и Блока до сегодняшних искателей счастья – Пуханов уверен: «Пусть каждый будет знаменит. Нам только Пушкин предстоит». Две строчки – два афоризма. У Виталия таких много: «У бездны той никто не выжил впрок», «Прекрасное пленяет навсегда», «От каждого – по слову на былину», «В остывшем гении перемешай угли» или самое характерное – «На свете смерти нет, я не нашел следа». Как утверждал Эйнштейн, прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно. Судьба и удача проявляются только в те высокие моменты, когда чувствуешь эту связь. Пуханов по-своему высвечивает ее, но симпатии его в этой птице-тройке – на стороне Прошлого. Истоки – в Серебряном веке. Он и пишет до сих пор в рифму, что на фоне нынешнего бума вокруг Медведева или Нугатова, выбравших столь же доступный и популярный, как Макдоналдс, верлибр, смотрится отчаянным ретроградством – традиционная для русского стиха мелодичность сейчас не в моде. С другой стороны, страсть к новаторскому изыску привела в последнее время к тому, что актуальная современная литература совершенно оторвалась от нормального земного читателя. Она с ним сейчас в тех же отношениях, как две части рассеченной пополам кобры. Голова отдельно и хвост отдельно. Виталий Пуханов чудесным образом сводит концы с концами. Его, разумеется, можно обвинять в некоем скупом и рассчитанном консерватизме, однако напомню, что преемственность зачастую воспринимается как инерция, а традиция – как воровство. Но у ангелов – своя точка зрения.

Тени великих поднимаются вдоль дороги вечным дозором. Впереди – безнадежный и светлый подвиг, за душой – неразменный пятак таланта. Кавалерийская лирика пухановских стихов пылит по степи. Мертвые машут косами из могил, но это только вражины-белогвардейцы в панике думают, что перед ними ожившие покойники. Свои люди знают, кто за этим стоит, – неуловимые мстители.