Про лошадей и девочек

Ирина Мамаева родилась в 1978 году. Училась в Литературном институте им. А.М.Горького. Окончила Петрозаводский государственный университет. Сама она рассказывает о себе так: «Родилась я в Карелии, в Петрозаводске в 1978 году (год Лошади!). Окончила Петрозаводский госуниверситет в 2000 году. Рисую с тех пор, как помню себя. Большинство моих работ (живопись, графика) посвящено любимым лошадям. Кроме того, пишу стихи и прозу, в которых лошадиная тематика занимает не последнее место┘»

Цитата из одного интервью (о годах учебы в Литературном институте): «Мне было 20 лет, когда я поступила в Литературный институт. Меня там носили на руках и прочили в гении. Я считала, что это навсегда: вырасту, стану знаменитой, буду издавать книги огромными тиражами. А потом все прекратилось. Я пыталась понять, в чем же дело. И поняла, что это наказание за гордыню. Вот загордилась, и божий дар отобрали. Надо просто много работать. Чем я сейчас и занимаюсь».

Молодая писательница довольно рано начала печататься. Первая в жизни публикация у нее состоялась в республиканской газете «Лицей» в 1993 году. Это был рассказ «Встречи с понедельника до пятницы». В 2004-м Ирина Мамаева побывала на Форуме молодых писателей, где ей вручили поощрительную премию общества «Открытая Россия»

Она финалист премии «Соколов-приз» (2005), лауреат премии «Эврика» (2006).

В 2005 году в журнале «Дружба народов» она дебютировала с повестью «Ленкина свадьба». Об этой (нашумевшей) повести Лев Пирогов отозвался не просто с похвалой, а с восторгом: «Повесть «Ленкина свадьба» – о молодежи. О деревенской молодежи, которой, согласно нашим почерпнутым из газет представлениям, давным-давно нет. Повесть о том, как вызревает любовь-поступок, как происходит становление личности. Нынешним «молодым» с собой бы разобраться, со своими фрустрациями и хаотическими «впечатлениями», а тут вдруг такая мудрая и мощная литература», – пишет он.

Затем в свет вышла повесть «Земля Гай» (или «Сиреневые цветочки», тоже, кстати, напечатанная в «Дружбе народов») – о непростой жизни в забытой богом глубинке. Отзывы на обе эти вещи, как правило, довольно хвалебного свойства – тут и милый, легкий стиль, и «православная духовно-нравственная традиция», и «мир позитива», и поиски Бога, и даже утверждения, что писательница работает «в редком и многотрудном жанре «русская классическая литература».

Все бы хорошо – и мир позитива, и «джульеттинская любовь деревенской молодежи», и описание развала российских деревень», но есть одно «но». Дело в том, что в так называемом жанре «русская классическая литература», как правило, присутствует один очень важный, формирующий прозу компонент, а именно – язык. Если мы обратимся к прозе Ирины Мамаевой, то нам придется столкнуться с парадоксом (довольно частым в наши дни): желание писать есть, а языка как такового нет.

Вот про лошадей: «┘И третий раз везло на общение с непарнокопытными моей собаке, когда я ту самую Ловкую на ферму гоняла. Я заезжала домой покушать, а кобылу, ослабив подпруги, привязывала во дворе своей девятиэтажки. После того как, вернувшись, я однажды застала верхом на ней сразу трех нетрезвых людей, один из которых уверял меня, что Буденный – это его прадед, я стала оставлять своего храброго и любвеобильного фокстерьера охранять Ловкую».

Вот про поселок Гай: «Вот он – наш Гай. Милый, знакомый до боли, родной. Политый слезами. Потом и кровью людскими. Долгими северными дождями. Такой, какой он есть, такой, каким видим его мы. Здесь дом наш, здесь – жизнь наша, здесь – все, что у нас есть, и все, что нам надо. Доля наша, наша ноша – подарок наш и благословение».

Вот про деревенских девочек: «Жалко мне тебя, Анечка, – неожиданно грустно сказала Ирка, – вот ты и умная вроде, и красивая, и в городе живешь, а пустая какая-то┘ картонная. Радоваться жизни не умеешь. Суетишься, суетишься, все выгоду ищешь, а то, что жизнь настоящая, молодость мимо проходит – не видишь».

Возможно, мы уже подзабыли этот стиль. Но так писали не русские классики, хранящие «традицию Лескова и Писемского», а советские молодые авторы, в изобилии печатавшиеся в 70-е годы в журнале «Юность». Эти специфические инверсии, публицистический накал с несколько сюсюкающей интонацией, эти «я заезжала домой покушать» и ритмические навязчивые повторы – они все оттуда. И главное – бедный, по-настоящему скудный язык – так отличницы пишут сочинения в десятом классе. Поскольку «четвертое измерение» стиля, который, собственно, и делает писателя, в прозе Ирины Мамаевой полностью отсутствует, с выводами торопиться не стоит.