Надежда Муравьева Алексей Лукьянов родился в 1976 году в п. Тохтуево Соликамского района Пермской области, учился на филолога в Соликамском пединституте, после армии сменил несколько профессий, сейчас работает кузнецом. Первая публикация состоялась в 2000 году в журнале «Уральская новь». Лауреат Новой Пушкинской премии 2006 года за повесть «Спаситель Петрограда» в номинации «За новаторское развитие отечественных культурных традиций».
Повесть «Спаситель Петрограда» написана в жанре социальной фантастики. Речь в ней идет о непростой истории многострадальной России, и действуют там кентавры и крокодилы «с легкостию необыкновенною», чем-то напоминающей Пелевина. Что-то сродни пелевинским излюбленным темам проступает и в следующих пассажах: «Ага, конопля», – понял Крокодил, и странный запах вдруг обрел название – анаша. Известно, что в Российской империи наркобизнес не нашел благодатной почвы: все наркотики запрещены к массовому употреблению еще с восемнадцатого года, и единственный легкий конопляный наркотик с правом употребления не ранее чем с тридцати лет – анаша, которую мешают с легкими сортами табака и забивают в особым образом скрученные гильзы, в узкой среде именуемые косяками»┘
Некое подражание Пелевину (возможно, неосознанное) есть и в языке автора: внешняя простота, даже обыденность речи во взрывоопасном сочетании с невероятными сюжетными изгибами и выдумкой. Это даже не «социальная фантастика», а скорее советский «магический реализм» в действии: 2003 г., Россия – родина слона, на троне – царь Николай III┘ Можно, пожалуй, вспомнить здесь кстати и Вячеслава Пьецуха с его повестью «Государственное дитя» (ведь и тема-то одна и та же), только вот язык у Пьецуха куда более выразителен, сочен и разнообразен.
┘«Юран в кожаном фартуке поворошил в горне пылающий кокс и придвинул поближе к краю толстую железную болванку, светившуюся уже нестерпимо белым. Отложив кочергу в сторону, он оглянулся на Люську, но только она открыла рот, как хвост Юрана, заплетенный самой же Люськой в африканские косички-дрэды, игриво шлепнул ее по заду»┘ Это совершенно предсказуемые языковые ходы, более или менее безликого свойства – так пишут сейчас более или менее все «молодые писатели».
«Магические темы» не отпускают автора и в рассказе «Наши мертвые», где речь идет о блуждающих добрых мертвецах – спасителях живых, и в повести «Хождение за три моря» – о безумной девушке по имени Гера, которая живет на пике любовного чувства и рожает воду: «Отошли и вторые воды, на сей раз совершенно спокойно, без волн, но сила потока была тоже велика, и за три недели море околоплодных вод затопило собой территорию, равную странам Бенилюкса. Плод все еще не появился.
Третья вода была замечена с полуострова Калифорния спустя сутки. МЧС России мобилизовало в район стихийных бедствий весь свой контингент, однако всем заранее было ясно, что спасать будет некого. Одним Черным морем стало больше, и двумя сотнями тысяч человек, судя по последней переписи в данном регионе, меньше. А ребенка, естественно (и это было понятно с самого начала), не было. То ли Гера была беременна водой, то ли ребенка вынесло этими же водами, но, когда девочка очнулась на берегу незнакомого ей моря, по пояс в теплой мутной воде, без трусиков, ребенка рядом она не обнаружила┘» Просто «Сто лет одиночества» по-русски.
Одним словом, маркесовский почерк зачастую узнаваем у Лукьянова, да и не только маркесовский┘ Истории молодого писателя – это многослойный пирог, и каждый новый слой – какой-нибудь уже известный автор российского или иного разлива. Может ли Лукьянов при такой нацеленности на коллективное бессознательное маститых авторов действительно написать что-то безусловно свое – жизнь покажет.
Дарья Гармоненко 
