Владимир Глоцер «Жадноватый Маршак», «настырный характер Чуковского» – читаем уже на первой странице пространного очерка Ирины Стрельниковой «Корней Чуковский и Самуил Маршак соперничали даже в чудачествах», опубликованном в 7-м номере популярного журнала «Семь Дней» за нынешний год.
В этом журнале, постоянно развлекающем читателей историями из жизни известных или готовых стать таковыми артистов – кино, театра и шоу-бизнеса, принято в каждом номере развлекать читателя также историями из жизни знаменитых ученых, писателей или артистов века минувшего. Для чего специально заведена рубрика «Кумиры XX века».
В 7-м номере на роль кумиров были выбраны, как уже понятно, всем знакомые с детства – Корней Чуковский и Самуил Яковлевич Маршак.
Соблазн сравнить их жизненные судьбы, характеры, взгляды – при том, что они оба посвятили себя, помимо других писательских жанров, детской литературе, был всегда, конечно, велик. Тем более что они хорошо знали друг друга, считались основоположниками новой детской литературы после семнадцатого года и боролись за нее, можно сказать, плечом к плечу.
Но, как сказал бы Маршак, при всем при том в их судьбах и характерах была бездна различий. А вот это не входило в замыслы сочинительницы очерка. Она жаждала совпадений. Во что бы то ни стало. Или, на худой конец, ударных параллелей.
Скажем, вполне соответствуя фактам, в главке «Кто Пушкин, а кто Белинский» очеркистка пишет, что до революции Чуковский «снискал славу лучшего литературного критика современности, второго Белинского!». Допустим. Хотя Корней Чуковский был до революции не единственным блестящим литературным критиком. Но это правда: по-своему неповторимым. «Маршака же (и того выше) в свое время почитали вторым Пушкиным». Кто же так высоко ценил Маршака? А вот. «Блок и Ахматова ставили его поэтический дар выше собственного», – утверждает автор очерка. Действительно, Маршак читал свои стихи Блоку, и Блок очень одобрительно отозвался о них. Но – «дар выше собственного»? Об этом пока ничего не известно. А с Анной Ахматовой судьба свела Маршака и того позднее, и при том, что Маршак тоже читал ей свои стихи, никто еще не слышал, что она ставила его «дар выше собственного».
Многим, разумеется, известно, что и Чуковский и Маршак – оба бывали в Англии, и не раз, и не вместе. Но это решительно не устраивает очеркистку. «Между прочим, – сообщает она, – примерно в то же время по Англии бродил и Чуковский». И неважно, что «примерно в то же время» – это когда посещение Англии Чуковским и Маршаком разделяли не недели, не месяцы, а годы.
Разница в возрасте у Чуковского и Маршака была пять с лишним лет. Маршак не раз обыгрывал ее в своих стихотворных посланиях Чуковскому. Но Чуковский стихотворных посланий Маршаку никогда не писал. А вот это, если верить очерку в «Семи Днях», можно отныне считать ошибкой. «...Однажды Чуковский написал Маршаку: «Могли погибнуть ты и я, но, к счастью, есть на свете у нас могучие друзья, которым имя – дети!». Не беда, что писал это не Чуковский Маршаку, а Маршак – Чуковскому. Не все ли равно!
Очеркистке для занимательности сюжета необходимо все время сопоставлять и противопоставлять героев. По ее словам, поссорившись в 1943 году, «Маршак... не здоровался с «неблагодарным Корнеем» целых 15 лет». Да? А когда же тогда были написаны Маршаком только что процитированные строчки? Не в дни ли семидесятипятилетия Чуковского, пришедшегося на 1957 год?
Неужели, может подумать читатель, обойдется совсем без любовной интриги? Нет, как же! Для нее (впрочем, противореча самой себе) очеркистка сообщает, что Маршак и его жена «прожили вместе 42 года, не столько в любви, сколько в согласии». А любил он-де только своего редактора и друга Тамару Григорьевну Габбе. И новое открытие! «Когда Тамара умерла, Маршак совсем сник. Теперь из близких у него оставалась одна только Розалия Ивановна» (домашняя работница, по аттестации очеркистки). А как же сын Иммануэль, родные сестры, невестка, внуки? – они что, были не «из близких»?
Конечно, нечто в параллель Маршаку надо отыскать и у Чуковского. Оказывается, «в глубокой старости Чуковский предпринял было попытку снова жениться и сделал предложение своей верной секретарше Кларе Израилевне. Но та, и без того натерпевшаяся от капризного поэта, в ужасе бежала от него и вскоре эмигрировала в Израиль». Бежала! Вскоре! В Израиль! Это так же достоверно, как всё остальное, что приходится тут читать. Ибо Клара Израилевна Лозовская семнадцать лет была секретарем Корнея Чуковского, до самой его кончины, а потом два с лишним десятилетия занималась его архивом и водила экскурсии в Музее Чуковского. И только в начале девяностых годов уехала к единственной дочери и внуку в Америку.
«Корней Иванович... пережил его (Маршака) на пять лет, но в последние годы ничего не писал», – уверяет очеркистка. А кто же написал в последние годы книгу о Чехове, воспоминания о Зощенко, Мандельштаме, Сологубе, Гумилеве, статьи и воспоминания об Ахматовой, Пастернаке и других, заметки, рецензии, стихотворные загадки для детей, кто, наконец, издал свое шеститомное Собрание сочинений? – не Корней ли Иванович Чуковский?! Удивительная осведомленность!
Из этого очерка мы узнаём еще много нового и неожиданного о своих кумирах.
«Поссорившись, они принялись конкурировать буквально во всем: у кого больше правительственных наград (со временем награды просто посыпались на обоих), кого легче запоминают наизусть дети, кто моложе выглядит, о чьих чудачествах ходит больше анекдотов. Наконец, кто счастливее в семье. Вернее, менее несчастен».
Вы удивитесь: неужто кумиры XX века, которых знают все с детства, могли скатиться до такой обывательщины, что конкурировали друг с другом, «кто моложе выглядит», «о чьих чудачествах ходит больше анекдотов» и кто «менее несчастен»? «И это Маршак и Чуковский?» – спросит читатель весьма оригинального очерка. Он попросту не поверит этому плоскому тексту, и будет прав.
Конкурированье в несчастьях (да возможно ли такое?) понадобилось очеркистке, чтобы подвести читателя к рассказу о потерях близких в жизни Маршака и в жизни Чуковского. Да, горькие потери были у того и у другого – детей, жен. Но при чем тут – конкуренция?!
Вы считали их своими кумирами? Что вы! Это были глупые, мелкие люди, соперничавшие во всем, даже в чудачествах. Дружба-соперничество, которая бывает в жизни всех людей искусства, подана как соревнование двух обывателей, не имеющих отношения к искусству.
Боже спаси от прославления в такой кумирне!
