Вплоть до XVIII века как в Европе, так и на Востоке был распространен любопытный эпистолярный обычай - в целях экономии бумаги ответное послание сочинялось и отсылалось на оборотной стороне полученного письма. Благодаря этому обычаю и сохранилась личная переписка выдающихся и не очень личностей, причем часто в одних руках - ее инициатора.
Довольно долго частная корреспонденция хранилась в личных архивах и потому еще, что до наступления эпохи стандартных документальных форм (завещание, долговая расписка, договор...) личные письма служили документами, за которыми признавалась юридическая сила даже в отсутствие нотариального подтверждения.
Когда для состоятельных людей отпала необходимость экономить на писчей бумаге и отправленные письма перестали автоматически возвращаться к отправителю, светский кодекс выработал новое установление: хранить чужие письма под замком, в случае требования - немедленно возвращать, при угрозе попадания в чужие руки или при разрыве отношений - уничтожать.
"Она сидела на полу/ И груду писем разбирала..." - эти тютчевские строки описывают вовсе не праздное занятие дамы, вознамерившейся почистить свой архив, но своего рода дело чести - уничтожение писем человека, отношения с которым прерваны. Это неписаный закон, неправовое в основе своей, но социально-кодифицированное поведение, залог общественной стабильности буржуазного века, который почему-то принято обвинять в неуважении к человеческой индивидуальности. Дескать, нас более ничто не связывает - и это наше внутреннее дело; ваши письма я сожгла - ваша общественная репутация в безопасности, вы можете быть спокойны, я вас ничем шантажировать не могу.
XVIII век, самый эпистолярный в истории европейской словесности, породил жанр романа в письмах, то есть имитации частной переписки, якобы опубликованной с разрешения обеих сторон. И хотя преднамеренность такого приема очевидна, тем не менее возникали конфликтные ситуации: читатели романов в письмах "узнавали" в текстах плоды своих ночных бдений - и грозили автору судом и расправой. Что в эпоху отсутствия авторского права было вполне возможно. Тогда и появился в европейском праве термин "диффамация". То есть причинение вреда репутации человека путем публикации о нем сугубо частных (необязательно компрометирующих) сведений.
Что ж, это справедливо в отношении интимных писем - явно конфиденциальных. А вот когда встает вопрос о публикации документов, которые НЕ предназначались для печати, но с течением времени утратили интимность, - то это дело и по сю пору весьма щепетильное.
В 1863-1864 гг. в России было опубликовано первое отечественное академическое собрание сочинений - девятитомник Г.Р. Державина. Вопрос о включении в него ВСЕГО, что вышло из-под пера Державина, в том числе личной переписки, специально рассматривался ученым советом под этическим углом зрения, и редактору издания академику Я.К. Гроту дали добро.
А вот, скажем, такой ценный источник, как письма Жорж Санд, во Франции преднамеренно не публиковали вплоть до середины ХХ века. Тридцать томов писем темпераментной дамы-писательницы, видавшей deshabille (по-русски - без штанов) немалое число мужских особей - представителей европейской культурной элиты первой половины XIX века и слышавшей от них такое, что не сообщается корреспондентам ежедневных газет, - такой океан новизны мог и век спустя изрядно подмочить устоявшиеся репутации и пошатнуть авторитеты. Французы предпочли не рисковать, выждали сто лет.
Правило общей текстологии не предусматривает при подготовке академических собраний каких-либо сдерживающих моментов. Считается, что сам факт предпринятого издания снимает с редколлегии ответственность за возможный урон чьей-либо репутации. Время академических изданий обычно настает тогда, когда в живых нет уже никого из заинтересованных лиц, и все клеветы и диффамации обретают чисто историческое значение.
Чтобы личные письма помогли "лучше понять творчество писателя" (таков обычный резон незваных публикаторов), необходимо дождаться, пока вокруг них возникнет историко-литературный контекст, безразличный к злобе дня, своего рода аромат времени. Когда он возникнет - точно сказать нельзя. Авторское право определяет эти сроки, что называется, на глазок - 25, 50 лет...
В современной России, стремительно усвоившей принципы западной массовой культуры, диффамация - не правовое понятие, но рабочий прием индустрии развлечений, даже если речь идет о таком далеком от шоу-бизнеса предмете, как личная переписка литератора. Публикация писем, к печати не назначенных, - лакомый кусочек для любителей peep-show (подглядывания). Частная жизнь писателей вызывает такой же интерес, как постельные откровения поп-певицы. Вот только аудитория у таких книг гораздо меньше. Но суть та же: "Он мал, как мы; он мерзок, как мы!"
Эту цитату из письма Пушкина, в котором автор не выражает сожаления по поводу пропажи дневников Байрона, можно дополнить пушкинской же цитатой, продолжающей и завершающей предыдущую: "Врете, подлецы: не так, как вы, - иначе!"