Андрей Архангельский Поэты русского рока: Анатолий Крупнов, Андрей Князев, Илья Черт, Михаил Борзыкин, Василий В. Васинъ, Алексей Горшенев. - СПб.: Азбука-классика, 2004, 448 с.
Поэты русского рока: Виктор Цой, Михаил Науменко, Андрей Панов, Евгений Федоров, Федор Чистяков, Михаил Башаков. - СПб.: Азбука-классика, 2004, 416 с.
Поэты русского рока: Петр Мамонов, Константин Никольский, Александр Ф. Скляр, Алексей Романов, Армен Григорян, Найк Борзов. - СПб.: Азбука-классика, 2004, 416 с.
Поэты русского рока: Борис Гребенщиков, Анатолий Гуницкий, Андрей Романов, Максим Леонидов, Эдмунд Шклярский, Александр Васильев. - СПб.: Азбука-классика, 2004, 448 с.
Поэты русского рока: Юрий Шевчук, Александр Башлачев, Александр Чернецкий, Сергей Рыженко, Андрей Машнин. - СПб.: Азбука-классика, 2004, 496 с.
Поэты русского рока: Олег Гаркуша, Дмитрий Озерский, Кирилл Комаров, Константин Арбенин, Андрей Кагадеев, Николай Гусев, Александр Красовицкий, Владимир Леви, Сергей Чиграков. - СПб.: Азбука-классика, 2005, 480 с.
Поэты русского рока: Игорь Сукачев, Сергей Шнуров, Вадим Степанцов, Александр Иванов, Дмитрий Спирин, Александр Лаэртский, Алексей Никонов, "Бригадный подряд". - СПб.: Азбука-классика, 2005, 656 с.
Получив на рецензию томики антологии "Поэты русского рока", я зашел в супермаркет - потому что очень люблю еду. Обычно по радио в супермаркете играют всякие там муси-пуси, мармеладные всякие залепухи, а тут вдруг неожиданно ЦОЙ. "И мы знаем, что так было всегда-а", - отчетливо, веско, как обычно, ронял Цой свои окончания. Привычным движением я придвинул к кассиру салат оливье (в пластмассовой коробочке, не доверху наполненной, 76 рублей). "Что судьбою больше люуу-бим". Я достал из тележки рыбу (судак обжаренный, почти без костей, два куска, 135 рублей). "Кто живет по закона-ам други-им". Я достал два пакета кефира (зеленый пакет, процентное содержание 3,2%, 12 рублей один пакет). "И кому умирать молоды-ым". Взял с полки упаковку вафель в шоколаде (6 штук, обтянуты целлофаном, 32 рубля). Заплатил за все, сложил в пакет и вышел. Так в моей жизни закончился русский рок.
Цой в толстом томе с золотым тиснением и Цой, звучащий в супермаркете, - две вещи одного порядка. А вот поэт Цой и супермаркет в одном мире существовать не могут. Супермаркет жив, а Цой - нет. Это нормально. Раньше было наоборот, и это тоже было нормально. Потому что рок был для нас в первую очередь заменой того, чего не было. Заменой супермаркета в том числе. Надеждой на счастье, а счастье подразумевало в том числе и хорошую еду в любое время года.
Еды теперь много. Есть и антология "Поэты русского рока" - вышло 6 томов, будет еще четыре или пять. Около шестидесяти авторов, сотни текстов. Идея антологии - напечатать то, что все в течение 30 лет воспринимали на слух, - давно вынашивалась группой питерских продюсеров и журналистов при активной поддержке самих рок-поэтов, охотно предоставивших свои тексты с авторской правкой. Одним из инициаторов проекта был Юрий Шевчук, идеологом антологии - продюсер Антон Соя совместно с Игорем Гудковым ("Панкером"). В редколлегию вошли продюсеры Сева Грач ("Зоопарк", "Разные люди") и Светлана Лосева ("Ноль", "Ночные снайперы", "НОМ"), рок-критики Екатерина Борисова и Андрей Бурлака, написавшие предисловия к каждому тому и краткие биографии авторов.
Как рецензировать эти сборники? Непонятно, потому что нет критериев. Все, что с приставкой "рок", сложно оценивать по меркам литературы или "культуры". Скажешь - мол, рифма здесь слабовата у тебя, брат рок-пушкин, а он тебе - да пошел ты, брат, поскольку за мной - правда и миллионы сердец. А какие могут быть критерии у правды? А у сердца? С другой стороны, не рецензировать антологию нельзя, все-таки русский рок тоже уже наше все: по крайней мере для тех, кто родился и жил на улице Ленина, перефразируя Федора Чистякова из группы "Ноль". То есть для тех, кому сегодня от двадцати пяти до пятидесяти.
Первое, что бросается в глаза, - тексты рокеров-подпольщиков и рокеров новой волны сознательно перемешаны: Шнур и Лаэртский, Мамонов и Найк Борзов, Илья Черт и БГ, Алексей Горшенев и Майк Науменко отныне соседствуют. От этого не покидает ощущение какого-то┘ стрема. Из-за этой демократической мешанины берешь в руки антологию и почему-то сразу не веришь ей, не радуешься. Нет в этих томах откровения. Странно - ведь мы так любили ЭТО. Так откуда взялась, как говорится, печаль?
Составители, вероятно, хотели показать, что никто не забыт, ничто не забыто, что "традиция продолжается". По мысли авторов, радость продолжения рок-н-ролльного рода призваны демонстрировать тексты групп "Мультфильмы" и "Кукрыниксы", напечатанные тут же. Если уж так, то органичнее было бы собрать этих авторов в отдельный том и назвать его "Поэты русского построка". Не потому, что я не люблю этих исполнителей. А потому, что если мы употребляем понятие "русский рок", то нужно разобраться с временными границами жанра, это - прямая обязанность и критиков, и составителей. Не ссылаясь на известные строки Гребенщикова, тем не менее признаем вещи объективные: русский (советский) рок закончился в 1991 году чижовским альбомом "Буги-Вуги Харьков", группой "Ноль", смертью Яны Дягилевой. Недаром же все эти символические смерти - Башлачев в 88-м, Цой в 90-м, Науменко и Дягилева - в 91-м. Но дело даже не в смертях: рок был рожден совком (как рождены совком были диссидентская литература и советский кухонный треп) и с совком закончился. Это характерно для всей нашей неофициальной культуры ("вторая культура", по выражению Лихачева), которая была выстроена по принципу противопоставления культуре номер один, официальной. Когда сопротивляться стало нечему, русский рок стал похож на Илью Муромца из песни БГ, которому в нынешней России только и остается, что скакать в одном носке, пугая местных девок.
Это становится ясно, когда читаешь постсоветские стихи советских рокеров - Шевчука того же. Вдруг осознаешь, что русский рок - при всей его сильной текстовой, языковой составляющей - все-таки есть искусство массовое. И его отличие от "поэзии поэтов" в том, что оно живет - всеми своими стихами, музыкой и пьяными криками - только тогда, когда отражается в глазах, головах и сознании миллионов. Когда каждая строчка словно разлита в воздухе, когда каждая равнозначна твоей жизни и является, по сути, твоей жизнью: "ты нужна мне", или - "ты - дрянь", или "ты - это и все, что я хочу". Песня "ДДТ" про родину-уродину, спетая утром 23 августа 1991 года в телеэфире, отличается от нынешних, не менее пронзительных стихов Шевчука тем, что нет эха. Эха массового отклика, коллективных эмоций. Растворенности в воздухе. Тексты после 1991-го поэтому у классиков рока не "звучат" - потому что они кружатся уже не на одной пластинке с нашей общей жизнью, а на отдельной. Песни 80-х нельзя было не петь - тексты 90-х можно и почитать. Герметичность Времени Рока (примерно 1968-1991) - нарушена: с таким же успехом можно было бы сегодня снимать продолжение фильма "Покровские ворота" или "17 мгновений весны". С теми же актерами, с тем же режиссером - можно бы: но зачем?
Словом, антология не выполнила той задачи, которую могла бы: увековечить память русского рока. Потому что издатели предпочли делать вид, что ничего-то еще и не закончилось, все еще продолжается. Ну да. Как поется в одной песне - "Все, что тебя касает-Ся, все, что тебя касает-Ся. Все только начинается, начинает-Ся!"
Не получилось вечности. Но был и другой путь: сделать энциклопедическое издание, сухой путеводитель по эпохе, скрупулезное исследование текстов, комментарии, короткий рассказ о каждой песне - когда и при каких обстоятельствах появилась. Тут и ожила бы эпоха - за каждой строчкой.
Тексты Андрея "Свина" Панова (группа "Автоматические удовлетворители"), например, никогда не публиковались ранее: один рассказ о том, как и при каких обстоятельствах эти строки были написаны, оправдали бы саму идею антологии. Увы, в сборниках нет даже дат написания песен - только у Шевчука. Зато стихи каждого автора сопровождает громоздкая подпись сверху - "Михаил Васильевич Науменко", "Федор Валентинович Чистяков", "Андрей Валерьевич Панов"┘ Наивная попытка придать академизма. Издатели, видимо, посчитали, что сам по себе выпуск десятитомника рока уже искупит все вины. Но они не учли, что за десять лет существования интернета многие тексты опубликованы в сети, на вкладках подарочных изданий альбомов - поэтому очарования новизны от самого по себе факта еще одной публикации не возникает.
Оставив за скобками вопрос, "можно ли публиковать тексты песен как стихи", нужно задаться вопросом, "как" их публиковать и "какие". Например, шуточная песня Цоя "Сельва" приводится в антологии явно по магнитофонной записи - на бумаге это выглядит это так: "Твоя сажал сад, ??? ??? бананы / Твоя улыбчив как юный бог / Твоя не слушал советов сбоку/ и вот твой ??? зачах". Эта песня - из разряда так называемых многовариантных, для внутрицехового пользования. В записи, на которую опирались составители, некоторые слова неразборчивы - но в других записях слово "сенсимилья" звучит вполне отчетливо. Что означает в таком случае вопросительный знак? Только то, что составители поленились сравнить два-три варианта, чтобы определить канонический (наиболее часто исполнявшийся вариант песни).
Это все, конечно, выглядит занудством, но тексты рокеров - искусство спонтанное, подвижное, к нему особый подход нужен. И за тридцать последних лет в России худо-бедно сложилась целая культура публикации подобных текстов. Например, уважающие себя высоцковеды наряду с окончательным, каноническим текстом обязательно приводят еще и варианты песен, редко исполняемые куплеты, с пояснениями опять же. Да и в русском роке по этой части опыт накоплен немалый: вспомним книгу Александра Кушнира "Сто магнитоальбомов русского рока", где была продемонстрирована высочайшая степень знания материала, атмосферы времени, точность формулировок - словом, культура обращения с Роком.
В нашем же случае даже биографии поэтов написаны коротко, невразумительно и блекло. Нет ни одной сноски в текстах песен - например, что такое "Дэта" в песне Майка "Лето", я точно не знаю до сих пор. Говорят, это советское средство против комаров. Не знаю, маленький был. Или вот у того же Майка: "И каждый думал о своем - кто о шести миллиардах, а кто всего лишь о шести рублях". Читателю, например, трудно понять сразу, что "шесть миллиардов" - это не о деньгах, а о населении Земли.
Некоторые сопоставления поразительны. У Свина, например, есть редкое лирическое произведение "Верба": "Умереть в морозную погоду/ И когда на крышах тает снег/ Умереть в морозную погоду/ Умереть, так просто умереть". Читаем биографию: "Андрей Панов умер в полдень 20 августа 1998 года на больничной койке от перитонита, похоронен на кладбище Петербургского крематория". Бог уважил панка: сделал все наоборот. Бог ведь тоже панк, только очень олдовый.
Одна моя знакомая, серьезная женщина и мать детей, сказала, увидав эти сборники: "А я бы купила". Зачем, спросил я. А я на концертах Мамонова, говорит она, и половины слов не разбирала, а теперь могу прочесть. Это - без шуток - весомый аргумент в пользу антологии.
