Полоса таланта и колонка гения

Нынешний характер взаимоотношений пишущего человека с печатными средствами массовой информации существенно отличается от порядков, которые установились в этой сфере при советской власти, и, как многим тогда казалось, навсегда.

Правом делиться с народом плодами своих ночных усилий и дневных размышлений в то время имели три социальные группы: 1) ученое сообщество; 2) профессиональные журналисты; 3) литераторы. Почти непременным условием получения доступа на газетную площадь было "членство в союзе членов" - в КПСС, в Союзе журналистов, в Союзе советских писателей, а то и во всех трех одновременно. Политическая лояльность рассматривалась как нечто само собой разумеющееся. Владение чисто профессиональными навыками (умение/неумение писать) практического значения не имело.

Наряду с жесткой тематической специализацией (зарубежники, репортеры-новостники, политические обозреватели, соцбытовики, правоморальщики, спортивные журналисты, обличители недостатков, молодежники, культур-мультурщики) при газетах функционировали так называемые очеркисты. Как правило, то были профессиональные литераторы, которые не считали ниже своего достоинства быть постоянными газетными авторами и являли читателям образцы, выходившие за пределы стандартных газетных жанров.

Именно за счет деятельности очеркистов газетам советского периода удавалось хоть чуть-чуть отличаться друг от друга. "Необщее выраженье лица" нарастало по мере продвижения от первой полосы к последней: официозы и болванки тассовок, написанные на идеологическом новоязе, сменялись текстами, содержавшими признаки авторской индивидуальности и конкретную информацию.

Подавляющее большинство "союзных" литераторов все же брезговало газетной поденщиной, поскольку их корпоративный менталитет опирался на принцип высокого служения - общение с читателями шло через непрерывную работу над нетленкой-эпохалкой и книгоиздательский процесс. Даже в "ЛГ", профессиональной писательской газете, звучные подписи появлялись не так уж часто.

Относительная свобода печати, наступившая на исходе советских времен, быстро и безжалостно взломала казавшийся незыблемым порядок. Многие журналисты, державшие в потайных стойлах собственных пегасов, ушли на вольные литераторские хлеба, а писатели, засидевшиеся в ожидании Государственной или Нобелевской, охотно заняли еще теплые кресла.

Столкнувшись в редакционных коридорах, писатели и журналисты, с одной стороны, дополнили и взаимообогатили друг друга, а с другой стороны, среди них начались междоусобные споры и стычки о дележе территории.

Писатель, запрограммированный на широкие текстовые просторы и не имеющий волчьей журналистской выучки, был вынужден тесниться и комкать. Журналист, заточенный на лаконизм, не опоясанный ковбойскими патронташами цитат и аллюзий, то и дело убеждался, что у таланта две сестры - краткость и бездарность.

Сперва коллегам стало не по себе. С течением времени одерживать верх начал (как правило, но далеко не всегда) писатель - потому что отрезать проще, чем надставлять.

Распад традиционного российского литературоцентризма, нулевая promotion-эффективность толстых золотообрезанных томов быстро приводят писателя к осознанию факта: еженедельная колонка в популярном издании - дело куда более перспективное и общественно полезное, чем ежегодные пароксизмы борьбы за право войти в букеровский шорт-лист. А ежели писатель не чужд некоторого трудоголизма, то вполне может совмещать два эти ремесла.

История постсоветской российской журналистики не знает ситуаций вроде той, что описана в рассказе Марка Твена "Как я редактировал "Сельскохозяйственную газету", но знакома с ситуацией, описанной в рассказе того же автора "Журналистика в Теннесси": "Гром и молния! Неужели вы думаете, что я так разговариваю с этими скотами? Неужели вы думаете, что моих подписчиков не стошнит от такой размазни? Дайте мне перо! Вот как надо писать: с перцем и без лишних слов! А от таких слюнявых статеек, как ваша, всякого тоска возьмет".

Писатель, положивший труды и дни на газетный алтарь, рано или поздно становится кентавроподобным существом: ниже пояса - писателем, выше пояса - журналистом. Или наоборот. У кентавра такого рода возникает неизбежный соблазн заменить "четвертую власть" на первую. Вспомним в этой связи газету "День" ("Завтра") во главе с писателем Александром Прохановым и "Лимонку", главный редактор которой был и остается ее ведущим автором и главным персонажем. Не внося особых новаций в редакционно-издательский процесс, не используя броских внешних приемов подачи, заполняясь почти исключительно политическими и политизированными текстами, эти "писательские" газеты брали аудиторию и набирали вес за счет высокопрофессионального литературного витийства, противопоставляемого банальному "журнализму". То есть в точности следовали ветхому, но актуальному лозунгу поэта Якова Полонского: "Писатель, если только он / Волна, а океан - Россия, / Не может быть не возмущен┘" - и т.д. Но едва лишь их шефы преувеличили степень собственной влиятельности и примерили на себя тоги лидеров, как реакция истеблишмента последовала незамедлительно. В России не может быть "оппозиции Ее Величеству" - может быть только "оппозиция Ее Величества".