...А начиналось все невинно. Каких-нибудь сто лет назад кинематограф даже не смел претендовать на звание искусства. Так, ярмарочное увеселение, одно из, не более того. Ставшие легендой первые киносеансы развлекали, пугая. Редкий зритель мог досидеть до прибытия люмьеровского Поезда... Правда, довольно быстро люди привыкли к условностям "фильмы" и перестали испытывать приятно щекочущий страх. Зрелище оказалось глубоко замурованным в плоскость экрана. Потусторонний поезд так и оставался потусторонним. Публика больше не воспринимала кинореальность всерьез, и популярность "великого немого" стремительно пала.
Однако, исчезнув на некоторое время как технический аттракцион, кинематограф скоро возродился уже фениксом от искусства из пепла зрительской пресыщенности. Искусство же, в отличие от аттракциона, опасно по-настоящему. Через эстетические эмоции, через пресловутый катарсис оно способно формировать чувства, влиять на волю, провоцировать деяния. В этом смысле кино - опаснейшее из искусств. Его фотографическое происхождение, способность к прямому отражению вещного мира наводит на мысль о тесной связи кинематографа и социально-психологических состояний общества. Здесь наиболее доказательным является, пожалуй, немецкий экспрессионизм в период между окончанием Первой мировой войны и 1930-ми. В лучших лентах того времени запечатлена гнетущая социальная атмосфера, психологическая напряженность, экономическая и политическая депрессия, растерянность и неверие в будущее. Словом - безвременье, когда потерянный человек-песчинка лихорадочно ищет опоры во власти диктатора, в "боге", сверхъестественных силах. Экспрессионисты обнажили нерв эпохи, задели за живое, но и невольно подтолкнули падающую в бездну гитлеризма Веймарскую Германию.
Возникает вопрос: а что, собственно, в чем отражается? Какая из реальностей является зеркалом: кинореальность или же реальность доподлинная? Разумеется, актуальное всегда неодинаково интерпретируется творцами, и всякий созданный ими образ зачастую мало похож на оригинал. Оно и понятно: кривизна кинематографического зеркала находится в естественной зависимости от личности режиссера, от его социального происхождения, политических убеждений, умственного развития, наконец. Но вторичная реальность, воплощенная на экране, в свою очередь влияет на коллективного зрителя. А он, сам того не сознавая, начинает формировать окружающую среду по образу и подобию ее же отражения пускай в кривом, но все же зеркале. Круг замыкался. Производная интегрировалась. Но нельзя же жить вечно!
За столетнюю историю у кинематографа выпали зубы, он перестал быть опасным, а значит, перестал быть искусством. Деградация кино предсказуемо повлекла деградацию зрителя. Почти весь ХХ век эти двое влюбленно таращились друг на друга и брели, не разбирая дороги, покуда не очутились в заболоченном тупике. Теперь они суетно мечутся, но лишь еще больше вязнут в трясине. И тут уже не важно, каким кино может или должно стать: массовым или "не для всех", зрелищным или интеллектуально-задумчивым. Беда на самом деле в том, что по эту сторону экрана нет Идеологии, Проекта, Мечты. Только представляя себе будущее, можно сотворить нечто новое и выскочить на свет божий! И, кажется, единственный путь - это создание фантастических фильмов. Речь не идет, конечно, о набивших оскомину "космических одиссеях" (хотя, почему бы и нет?). Задача одновременно проста и сложна: надобно смоделировать жизнь обывателей грядущего и показать нынешним. Тем не менее этого не делается. Где, скажем, "Гостья из будущего-2"? Нету. Да и с чего ей взяться? Кинематограф будущего - это дело людей будущего. А "последний человек", будь он хоть трижды гениальным режиссером, не сможет вывести искусство (а стало быть, и весь мир) из тупика, ибо нет у него образа будущего... Ну и собственно Будущее у него тоже отсутствует.