Люблю этих, под холмиками…

Все кончено. Надежд на будущее не осталось. Ничего и никогда не изменится. Кто-то посчитал и поделил нас, разломил пополам, как ломают высохший в чулане пирог. Судьбу нам отмерили - быть патриотами и либералами, западниками и славянофилами, новаторами и консерваторами. Теперь писать будем, аккуратно выбирая слова. Думать будем, подстраивая свои мысли под ту или иную идеологию. Нас научили, что иного пути нет, нам объяснили, что выбор неминуем. Иначе нельзя.

В детстве я думал - вырасту и стану машинистом поезда. Была смутная надежда, что огромная страна все-таки отличается от захудалого поселка под Воркутой, в котором вырос. Оказалось - нет, не отличается. Лет в двадцать, что ли, я знал об этом мире все. Лет в двадцать я уже прочитал Шукшина.

Василий Макарович Шукшин был из той породы отчаянных дилетантов, которые приходят в литературу не ради того, чтобы остаться в ней, застолбив за собой место в Бессмертии. У них с литературой, с искусством вообще свои счеты. И не стремясь писать так, как это принято, принципиально отказываясь от обладания "сакральными" секретами "писательского мастерства", они берут литературу за жабры. Немытыми руками теребят тело этой диковинной рыбы, не испытывая к ней никакого почтения, - до тех пор, пока не явят нам плоть самой жизни, такой, какая она есть.

Да, есть разлом в обществе, не преодолеть нам который, кажется, уже никогда - уж простите мне этот пессимизм. Но на фоне Шукшина эта распря кажется такой незначительной, что даже плеваться не хочется - слюны жалко. Пусть живут себе где-то там "либералы" и "патриоты". Есть Шукшин. А это значит, что у нас есть прошлое. История, без которой не может существовать ни одна нация.

О чем Шукшин? Вспоминается мне один его рассказ - "Дядя Ермолай". Не рассказ даже - зарисовка, воспоминание. Детство, страда, мужиков в деревне мало - пацаны работают. Дядя Ермолай послал двух недорослей на ток зерно сторожить - в ночь, в грозу. Тем, понятное дело, идти не охота: только что с поля вернулись - и вдруг назад? Отошли за крайние дома да в стогу переночевали. А наутро дядя Ермолай их вожжами и отстегал - не доверял пацанам, съездил, проверил. И вот проходит много лет, приезжает рассказчик (который, конечно, никакой не "рассказчик", а сам Шукшин и есть) - приезжает Шукшин домой, и идет на кладбище, и стоит там над могилой деда своего, бабки своей, других земляков, кого знал и кого не знал. Есть там могила и дяди Ермолая. И дума сама собой приходит, простая, как земля: ведь был же в их жизни какой-то смысл. Только проще, много проще, без того пафоса, с каким вы, может быть, прочитали то, что написано парой строчек выше. Совсем просто. "Люблю этих, под холмиками. Уважаю. И жалко мне их". В этой любви, в этом уважении, в этой жалости, думается мне, и есть весь Шукшин.

Удивительно, что Шукшин до сих пор проходит у нас (да хотя бы в институтской программе) по разряду "деревенщиков". Не то чтобы я был против "деревенщиков" (совсем даже наоборот), просто печенкой чувствую - Шукшин не из этого дискурса. То есть формально - оно, конечно, так. Но деревню 60-х годов ХХ века, как хронотоп шукшинских рассказов, можно без особого ущерба поменять на город, на поселок. Да и не просто можно - он сам проделывает это не один раз. Пожалуй, наиболее показательное место действия для рассказов Шукшина - это пограничная зона между городом и деревней. И все равно, оказывается, что главное - не место, главное - это люди. Характерный сюжет - деревенский житель в городе. Ситуации могут быть разными. Но чувства, которые испытывает крестьянин в городе, не меняются - интерес (или просто любопытство), иногда восторг, зачастую удивление. Но всегда - взгляд деревенского чудака на город чуть презрительный, чуть свысока: мы сами с усами. И это понятно: городской асфальт лежит на земле, в то время как земля - сама по себе. И она родит.

Кто такие эти шукшинские чудаки? Роман Звягин ("Забуксовал"), услышав, как дома сын учит наизусть отрывок из "Мертвых душ", прибегает к сельскому учителю. Как же так - Русь-тройка, мчится она, и дорогу ей уступают, - а в тройке-то Чичиков сидит! Перед кем шапки ломят? Перед шулером! Глеб Капустин ("Срезал") ходит в гости к образованным отпускникам, чтобы их поставить на место, "а то слишком много берут на себя". Костя Валиков ("Алеша Бесконвойный") не выходит на работу в субботу и воскресенье. С самого утра готовится, полешки колет, воду таскает - баня у него. Хоть что ты с ним делай - а на работу в субботу не выйдет.

Что это за люди? Почему дивятся на них односельчане, почему высмеивают их в глаза, а за глаза побаиваются? Это люди, потерявшие покой. Мятущиеся и мятежные, они держат этот мир на своих плечах, и это их глазами, сами не ведая того, мы смотрим на мир. Поражение собственной жизни - вот цена, которую платят они за преодоление притяжения земли. Поражение - эта главная ценность их жизни.

А что мы? Ценности наши смутны и расплывчаты. Бредем, не зная дороги, а придет время - уйдем все, как один, все под те же холмики. И придет живой человек, вспомнит нас и пожалеет - если будет за что жалеть, если найдется такой, кто пожалеть сможет. А ЕСЛИ НЕ ПРИДЕТ? То-то и оно. То-то и оно, я вам говорю. Именно поэтому Шукшин нужен нам сегодня, как никогда прежде.

Машинистом поезда мне уже не стать, видимо. Но это не повод отчаиваться. Нужно просто жить - легко до невыносимости и тяжело до отчаяния. Так, как живут герои рассказов Шукшина. Как жил сам Шукшин.