Пий-шоу

Сделать ребенка субъектом мировой истории - задача, за которую брались папы римские, Пий за Пием, организаторы крестовых походов детей. Все для "искупления грехов Европы". И хотя имя Папы не упоминается в тексте "Всемирной конвенции по правам ребенка", папскую заслугу не нужно умалять. Античность рассматривала ребенка лишь как стадию личности, и эта стадия подтверждала необыкновенное предназначение человека. Малютка Геркулес душил змей, Эдип имел подозрительную тягу к переодеванию, а "быстроногий Ахилл" жмурился от огня, куда его в профилактических целях совала мама. Все прочие сведения о героях вымарывались по причине своей бессодержательности, пока лозунг Иисуса Назарея "Будьте, как дети!" не стал руководством к действию для большинства европейских народов.

Христиане почти что приравнивали маленьких детей к святым, а очередной Пий рассчитывал, что при виде красоты да невинности сарацины побросают сабли и сами донесут Святой Грааль до Ватикана. Но произошло то, что Тойнби впоследствии назвал зазором между культурами - подивившись идиотизму Папы, сарацины быстро изловили детей (а были эти дети мужского пола) и продали в сексуальное рабство. Никакой исторической пользы, кроме наживы, крестовый поход детей не принес, но неожиданно положительно сказался на литературе, и в ХХ веке американец немецкого происхождения Курт Воннегут написал красивый антимилитаристский роман "Бойня # 5, или Крестовый поход детей" - правда, о детях там ни слова не говорилось.

Средневековые монархии знали немало случаев устранения конкурентов в раннем детстве: кто был покультурней, те травили, а люди дикие предпочитали ослеплять и закалывать - играл, дескать, в Угличе царевич ножичком и напоролся. Руководивших устранением, конечно, осуждали, но слона из мухи не раздували, до международных скандалов не доходило. Все шло своим чередом, ребенок рассматривался главным образом как наследник имущества. Здесь и кроется причина всех революций, упущенная Карлом Марксом. В силу неизбывной алогичности человека получалось: обладатели солидного имущества либо совсем бездетны, либо трясутся всей фамилией над одной-единственной чахоточной девочкой, у которой вдобавок мозги набекрень, диатез и светобоязнь. То ли дело простой люд! Из тех, кому передать потомству только и есть, что гранат румяный во всю щеку, пальцы кривые и байки: "Эх, дедушка был человек! Напьется - ни одной юбки не пропустит!". А что им таким не размножаться? Экология хорошая, на подножном корму поколения поднимались, а Мальтуса тогда в помине не было. Великая Французская революция подкинула этим неимущим, но предположительно достойным людям пакет социальных прав, а промышленный переворот XIX века потребовал их к станку. На фабриках использовался детский труд┘

Передовые люди своего времени капали слезами на странички бестселлера Гарриет Бичер Стоу. В этой книге помимо доступных бытовых ужасов дядитомова рабства едва ли не впервые смерть ребенка преподносилась как осмысленная трагедия. Ребенок, таким образом, становился носителем хрупкого чуда, а детство приравнивалось к раю на земле. Механизм был запущен. Вся литература XIX века скорбно размышляла о детях или на худой конец девушках, которых за один только нежный вид хотелось обмануть и обесчестить. Чарльз Диккенс, Виктор Гюго, Уильям Теккерей и иже с ними клеймили эксплуататоров, насильников детства, а Мопассан добавил к общему хору собственную возмутительную нотку: после выхода в свет рассказа о жертве среды, прятавшей ребенка в шкаф на время платных свиданий, женщины Франции подходили к нему, чтобы с благодарностью пожать руку. Страшные рассказы писали Чехов, Горький, Леонид Андреев, Короленко, Куприн и Бунин, но все это встроилось в систему, вроде как в музее: есть у нас и такой кошмар.

Главной вехой этого пафосного, правдолюбивого времени были, конечно, не дамские рассказики, не первые попечительницы приютов, не бешеные суфражистки с тоннами правозащитных статей, главным был звенящий крик Раскольникова на февральской улице Петербурга: "Эй, ты, Свидригайлов!" Если правда, что декабристы разбудили Герцена, то Фрейда разбудил Раскольников. Три сна Свидригайлова перед самоубийством, Неточка Незванова, исповедь Ставрогина - вот она, дополнительная грань земного рая. По сравнению с Достоевским венский психиатр Зигмунд Фрейд сделал существенный шаг вперед. Если раньше считалось, что в целом мир вполне ничего себе, а разная мерзость встречается, но не часто, то доктор с вкусной сигарой во рту доказал, что кругом мерзость, а все, что кажется хорошим, лишь болезненная фиксация подсознательного. Какой там рай, если мальчики зациклены на том, что у мамы под юбкой, а папулю тихо ненавидят, если девочки, напротив, хотят совокупиться с отцом, а маму считают более успешной соперницей, если поцелуй - неосознанное стремление к каннибализму, а анальная фаза развития затягивается на десятилетия┘ И как все теперь понимать? На пике популярности мессия получал много писем: "Доктор, моя дочь очень долго размешивает сахар в чае, как вы думаете, не связано ли это с каким-то подавленным желанием?"; или: "Герр Фрейд, трехлетний сын вошел в комнату, когда я переодевалась, не отразится ли это на его интересе к женщинам в будущем?"

Фрейд объявил ребенка половым существом, иными словами, научно доказал, что рай на земле невозможен. С ним, безусловно, спорили, но факт остается фактом - венский психиатр продолжил дело римских пап.

В войнах, и уж тем более мировых, всегда страдают слабейшие: семнадцатилетние давились газом 1915 года, им отрывало ноги и руки, они болели чесоткой и сифилисом. Из этих превосходящих разум страданий массовая история вынесла книги Ремарка и Хемингуэя, а также диагноз Гертруды Стайн - "потерянное поколение". Еврейские дети умирали от голода в нацистских концентрационных лагерях - преступление фашизма против человечности было настолько самоочевидным, что никак не отразилось на культуре, если не иметь в виду навязчивые страхи Джеймса Бонда и Микки-Мауса. Все свое киновремя эти герои посвящали искоренению и осмеянию тоталитарных замашек в обществе.

Вьетнамская война послужила неким прообразом будущего сексуального туризма в страны третьего мира. Покорные, радующиеся интендантской шоколадке косоглазые девочки не шли в сравнение с феминизированными хищницами - после вывода войск из Вьетнама в США произошло массовое мужское помешательство на так называемых ориентальных женщинах. Никто не желал брать в жены старую добрую Салли с ее теннисной ракеткой и личным психоаналитиком, хотелось смугленькую, с едва наметившейся грудью и блестящими черными волосами. Вопрос "почему?" здесь неуместен, на него давно ответил Зигмунд Фрейд. Всякие китаянки, тайки, вьетнамки в силу маленького роста и природной хрупкости воспринимаются как дети, как дочурки... Да и дети от таких женщин получаются красивыми.

"Империя зла" тем временем вооружалась, выставив на щит группу симпатичных ребятишек с непременным негритенком. Все дети равны, все имеют право на счастье, все лучшее - детям! Детей можно выпустить вперед бронетехники, ну или атомной бомбы. Американская девочка Саманта Смит написала письмо Андропову, в котором от имени детей Запада просила не начинать ядерную войну. Фрейда никуда не спрячешь! Представьте на секунду, что письмо Генсеку написал бы какой-нибудь Сэмуэль Смот, американский мальчик. Это был бы провал международных отношений, а с девочкой все прошло гладко, и уже через пару месяцев советская Катя Лычева забрасывала посланиями Белый дом. Что из этого вышло, знают все┘

Сейчас детская популярность резко пошла на спад. Все эстетические и нравственные доводы перекрывает довод экономический: ребенок - дорогое удовольствие. Но пока люди не готовы отказаться от идеи размножения, мы будем встречать детей повсюду.

В царских пудовых шапках, в простреленных касках, на трибунах митингов и подиумах концертов, в толпе наших верных читателей.