Принято считать, что на интеллектуальном пространстве России консервативное направление мысли представляют почвенники-патриоты. В силу сложившейся политической конъюнктуры под консерватизмом в последние годы подразумевалась не столько приверженность традициям прошлого, сколько несоответствие духу современности. Исходя из этой же конъюнктуры единственным интеллектуальным слоем, адекватным нашему времени, признавалась либеральная интеллигенция.
Хотя это клише по-прежнему сохраняет популярность, трудно не заметить, что сегодня ситуация меняется в совершенно другую сторону. Либеральный интеллигент стремительно превращается в ретроперсонажа. Его политические и эстетические взгляды все меньше интересуют хозяев рынка культуры и идеологий. При этом происходящее никак не связано с реваншем почвенников или появлением принципиально новой интеллектуальной силы. Речь идет о маргинализации любой идеологии как способа самозащиты общества от произвола государственной машины. Либерализм перестает соответствовать внутренней логике развития системы, и в этой перспективе убежденный демократ рискует оказаться в положении закоренелого консерватора.
Объективный взгляд на историю может привести к еще более интересным выводам. Ведь, в сущности, конфликт между российскими либералами и патриотами с самого начала развивался на почве их общего идейного консерватизма. Либералы наследовали традицию западников, патриоты - славянофилов. Характерно, что оба лагеря никогда не желали поступиться своими идеологемами, несмотря на их очевидную историческую несправедливость. Одни вели себя так, как будто после Великой французской революции на Западе и впрямь восторжествовала свобода. Другие - оправдывали любое свинство и произвол мессианским предназначением русского народа и государства.
Российская либеральная интеллигенция по понятным причинам надолго забыла о своем родстве с "левой" идеей и в первые постсоветские годы открыто солидаризировалась с системой социального угнетения и неравенства. На самом деле такая позиция была совершенно несвойственна либерализму, во всяком случае, в его леводемократическом варианте. Однако в России никто и не объяснял, что либеральный экономист и либеральный интеллигент совсем не обязательно должны быть союзниками. Естественно, никто и не сказал, что они могут быть даже политическими противниками. В результате наивная, мало осведомленная интеллигенция слепо поддерживала экономические реформы, которые резко понижали ее социальный статус. Причиной этой слепоты являлся именно глубокий консерватизм российского общества. Не важно, что в советское время одна часть интеллигенции искала правду на волне Радио "Свобода", а другие - зачитывались прозой деревенщиков. За исключением немногих случаев, сознание отечественных либералов и почвенников к моменту развала СССР было переполнено предрассудками и стереотипами. Пока же враждующие лагеря тратили энергию на взаимную ненависть, в стране утверждалась безальтернативная власть бюрократии.
В первые годы существования нового режима либеральная интеллигенция была действительно востребована в качестве интеллектуальной группы поддержки реформ. Сегодня вполне очевидно, что демократические идеи больше не пользуются спросом и даже вызывают активное отторжение со стороны власти. Как и следовало ожидать, декларируемый неолиберализм в области экономики оказался прямым отрицанием либерализма в сфере политики. Государство теперь служит только капиталу. Мировоззрение, ставящее в центр человеческий фактор, его больше не интересует. Если последовательный либеральный демократ еще продолжает жить идеалами эпохи Просвещения, то современный менеджер или госуправленец уже рассуждает с позиций общества глобальной технократии. В этом новом историческом контексте и либералы и почвенники-патриоты одинаково обречены на маргинальность.
Проблема в том, что в отличие от западных демократов, встающих в ряды антиглобалистского движения, их российские единомышленники, кажется, готовы покорно ретироваться на кухни. Атрибуты этого привычного для интеллигенции образа жизни давно и хорошо известны: однообразные встречи с друзьями, портвейн, припадки творческой активности, ящик письменного стола и, разумеется, Радио "Свобода".
Кстати, радиостанция практически полностью сохранила атмосферу, знакомую ее аудитории еще с советской эпохи. Возможно, многие теперь вернутся к своим приемникам как к старым добрым приятелям, с которыми уже не чаяли увидеться.
В условиях жесткого контроля над телевидением и печатью любой думающий человек неизбежно начнет поиск альтернативных источников информации. Основной вопрос в том, КТО будет формировать оппозиционные мнения и насколько быстро и эффективно они смогут распространяться.