Дурной глаз

Для начала напомним забывчивым кое-что из того, о чем открыто говорили советские учебники: книжки в России писались по большей части затем, чтобы убить царя, зарезать попов и восстановить Польшу. От проведения каковых мер ожидалось, по слову Розанова (писавшего не за этим, а об этом), что яблони будут плодоносить двенадцать раз в году. Ну что ж. В конце концов программа была приведена в исполнение. Вне зависимости от нашего отношения к результатам - книжки можно ставить в шкаф. "Отработало".

Однако ж, не будем забывать, с какой машиной мы имеем дело. Как и всякое хорошо спланированное дело, русская литература критического направления работала сразу по нескольким направлениям и с разной глубиной захвата объектов. Фельетонщики-щелкоперы отстреливались по текучке, гоня перед собой тучу грязных слухов. Люди посолиднее заглубляли больше, поддевая плугом "институты" - монархию, церковь, государство. А самые-самые коренники, не пренебрегая всем вышеозначенным, впрыскивали чернильный ядок в "самую матку", "в Рассеюшку косопузую" и в русский народ. Который ядок и посейчас прекрасно расходится по нашим жилочкам.

Одно из самых отвратительных сочинений подобного рода появилось в журнале "Отечественные записки" в 1869-1870 гг. и было с восторгом принято образованной публикой. В том же 1870-м оно вышло отдельной книгой. То было сочинение господина Салтыкова-Щедрина "История одного города".

Выпускник номенклатурного Александровского лицея, духовно вскормленный Белинским и передовыми французскими идеями, Салтыков начал свою литературную карьеру с заурядной хулы на власти. За что был "сослан в Вятку", как писали советские учебники - умалчивая, что сосланный был назначен старшим чиновником особых поручений при губернаторе, а потом советником губернаторского правления. Вернувшись в Петербург, он привез с собой "Губернские очерки" понятного содержания. Далее дослужился до вице-губернатора Твери. За участие в подготовке антиправительственных выступлений в 1861-1862 годах его наконец вынудили оставить должность. После этого Салтыков переходит в открытую журнальную фронду.

Несколько слов о творческом методе СЩ. В отличие от многих забытых подражателей он тонко понимал природу глума. Бичевание действительных пороков, даже выпячивание их - это все ранит не столь уж сильно, потому что обсуждение действительных неприятностей, даже в издевательском тоне, все-таки включает разум. Гораздо большего можно добиться, если издеваться над вещами невинными или даже похвальными - скажем, над формой носа жертвы или над овалом лица. При этом овал может быть идеальным, это не важно. Важен тон. Что-то вроде - "у письмоводителя было славное открытое лицо, высокое чело его не пересекала ни единая морщина... словом, это было лицо из тех самых, что так любимы начальством". Все, неведомый письмоводитель уничтожен.

Еще лучше - глумиться над тем, чего нет. Салтыков владел этим приемом в совершенстве: "У министра N на плече вскочил необыкновенный прыщ, превратившийся во вторую голову, гораздо умнейшую первой. Не то чтобы первая была глупа, она была даже где-то и толкова, но голова, вылупившаяся из прыща, и вовсе была кладезем мудрости..." Понимающие читатели похохатывали над "подразумеваемой фигурой" - скорее всего умным и честным человеком, которого вроде бы и не за что взять. Но клещ прицепился - и на репутации выскакивает прыщ. "Умная голова, еще умнейшая первой". Гы-гы-гы.

Впрочем, настоящим ноу-хау СЩ была способность обгадить словом не человека, а целый слой людей. Уже с "Губернских очерков" он нашел себя в новом жанре, а именно - в издевательствах над разными классами и социальными слоями Российской империи. Тут его скорпионий талант расцвел - он, как тогда выражались, "протащил" в своих книжицах почти всех, от провинциального дворянства до "господ ташкентцев"... Короче, к моменту написания "Истории..." он уже имел заслуженную репутацию мастера тотальной издевки.

И, как всякий мастер, не мог не задумываться о шедевре. Толчком к творчеству послужила книга Вашингтона Ирвинга "История Нью-Йорка", представляющая собой летопись сменяющих друг друга губернаторов.

Как известно, самая оскорбительная ругань - матерная, то есть поносящая не только самого человека, но и его родителей. Потому что "личное" человек пережить еще может, но вот поношение семьи, родителей - это действительно "подсекает под самый корешок". Салтыков додумался до простого и гениального: обвалять в дерьме ПРЕДКОВ, причем не только отцов-матерей, а всех русских "от Рюрика". Так он взялся за невиданное: писать историческую сатиру.

Получился шедевр русофобской литературы. Дальнейшие упражнения на русскую тему - вплоть до нынешнего "шендеровича" - вышли, как из гоголевской шинели, из этой паскудной книжки. Однако открытый автором жанр остался уникальным. Единственное подобие в мировой литературе - "Остров пингвинов" Анатоля Франса, историческая сатира на la belle France, не идущая с творением СЩ ни в какое сравнение по свирепости.

Пересказывать сюжет и перечислять салтыковские гэги нет смысла. Отметим только, что в "Истории..." автор играет на всей клавиатуре дозволенных и недозволенных приемов нанесения словесного ущерба. Чего стоит, например, тщательное собирание смешных и оскорбительных прозвищ, даваемых друг другу жителями разных краев и губерний, с последующим вываливанием на страницу списка: "моржееды, лукоеды, гущееды, клюковники, куралесы, вертячие бобы, лягушечники, лапотники, чернонебые, долбежники, проломленные головы, слепороды, губошлепы, вислоухие, кособрюхие, ряпушники, заугольники, крошевники и рукосуи". (В письме в редакцию "Вестника Европы" - документе в некотором роде выдающемся - Салтыков-Щедрин ввинчивает: "если уж сам народ так себя честит, то тем более права имеет на это сатирик".) Или вот такое: "головотяпы начали устраиваться внутри, с очевидною целью добиться какого-нибудь порядка. Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили..." - дальше идет глумливое перебирание русских поговорок. Или вдруг, посреди смеха, стивенкинговская такая картинка: "И Дунька, и Матренка бесчинствовали несказанно. Выходили на улицу и кулаками сшибали проходящим головы, ходили в одиночку на кабаки и разбивали их, ловили молодых парней и прятали их в подполья, ели младенцев, а у женщин вырезали груди и тоже ели".

Оборотной стороной всего этого глумежа оказываются чуть ли не мистические прозрения. Несчастный Даниил Андреев в "Розе Мира" на полном серьезе доказывал, что в виде Угрюм-Бурчеева Салтыков изобразил Сталина. Иные шли дальше и читали "Историю..." как карикатуру именно на советский период... И все сходятся в одном: вот она, ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ РОССИИ.

Это и неудивительно. С историей мы знакомимся не по учебникам, а по "художественным книжкам". То есть настоящие учебники литературы - это романы. Поэтому, что бы там ни писали в школьных программах, учебником французской истории в России были, есть и будут "Три мушкетера".

Так вот. На протяжении последнего столетия ОСНОВНЫМ УЧЕБНИКОМ РУССКОЙ ИСТОРИИ В РОССИИ ЯВЛЯЕТСЯ ИСТОРИЯ ГОРОДА ГЛУПОВА. Любые другие учебники только накладываются на эту изначально заданную картинку.

Впрочем, только ли учебником?

Позволю себе небольшое отступление. Вульгарная интерпретация одного известного положения квантовой механики гласит: наблюдатель влияет на наблюдаемый объект одним фактом наблюдения. Вопрос: имеет ли место нечто подобное в делах общественных? А почему бы и нет? Вот цыганка заглядывает в коляску к младенцу - а мать грудью бросается и закрывает ребеночка. Чтобы не сглазили. Потому что хоть и суеверие - а все-таки лучше не надо.

А вот есть русский народ. Живет себе, что-то делает. И вот в нем (или вне его - сейчас это не важно) появляются некие наблюдатели. Которые его наблюдают, скажем так, ДУРНЫМ ГЛАЗОМ. Смотрят, смотрят, вглядываются - и людям от этого становится плохо. Из рук все валится. Ноженьки не ходят. Не хочется ничего. Токмо водку втыкать и морды друг другу корявить. "Жить-то незачем".

А если не только наблюдение включить, но еще и описание... "Тут такое понаделать можно".

Есть, есть такие люди. Сами иногда - "милейшие", "мухи не обидят". А глаз - дурной. В каждом оке - по два змеиных зрачка. Посмотрит на молоко - молоко скиснет. Посмотрит на страну - стране плохеет.

Иногда мне кажется, что Салтыков-Щедрин и ему подобные СГЛАЗИЛИ Россию. Навели на нее порчу.

В деревне бы - собрались мужички ночью, да пожгли бы избенку, где ТАКИЕ живут. Потому что - рожь не родится, а это серьезно.

Но мы - городские, культурные. В сглаз не верим.

А зря.