Роман Сенчин: "Даже Пугачева о самой себе поет"

- Ты чувствуешь себя частью какого-то литературного движения, в какой-то группировке "реалистов" или больше в отдельности, одиночкой?

- Если мои вещи публикуют, тем более в "толстых" журналах, если я пишу рецензии, бываю в ЦДЛ на творческих вечерах, работал в Литературном институте, а сейчас в газете "Литературная Россия", то просто позерством было бы утверждать, что я не чувствую себя частью литературного движения, что я одиночка. Но чуть ли не каждый вечер собираться и обсуждать, кто как пишет (правильно или нет), создавать каноны - это, наверное, губительно. Сама жизнь группирует писателей. Не знаю, в каких отношениях были Булгаков и Ильф с Петровым, но я часто путаюсь, где описан тот или иной эпизод - в "Мастере и Маргарите" или в "Двенадцати стульях". Одна эпоха, одни учреждения, по которым ходят и Бендер, и Бегемот, один, в общем-то, и язык...

Сейчас время "нон-фикшн". Полки в магазинах заставлены мемуаристикой, биографиями известных и не очень людей, по телевидению идут фильмы, где актеры играют вроде бы самих себя, даже Пугачева о самой себе поет. Маски, явный вымысел отходят на второй план. Эпоха Стивена Кинга и Толкина заканчивается. И в этой ситуации мне интересны авторы, якобы пишущие стопроцентно о себе, дающие героям (или антигероям) свои имена и в то же время остающиеся в русле художественной литературы. Явление не новое - можно вспомнить Аввакума, Гамсуна с "Голодом", Селина, Миллера, Буковски, Лимонова, Распутина с "Уроками французского", где у героя рассказа чуть изменено имя по сравнению с авторским.

- Кто твои читатели?

- В марте этого года ездил в Гатчину на фестиваль "Литература и кино". Была моя встреча в местной библиотеке, пришли человек пятнадцать. Поругали, похвалили, но - главное - все это искренне, по делу. Видно, что читали... На днях был в журнале "Знамя". Там вахтерша минут двадцать говорила о моих вещах. Тоже искренне. Тоже читала. Приходят письма из башкирской деревни от милиционера. В общем, читают люди. А вот насчет того, что я кого-то представляю, когда пишу, какого-то своего читателя потенциального, - этого нет. Потенциальный читатель создает рамки.

- А будет ли, по-твоему, дальнейшая русская литература, сделанная хорошо и совсем новыми авторами? На кого можно понадеяться?

- Русская литература никуда не денется. Вопрос в том, какую она будет играть роль в обществе. Сейчас самые известные писатели - это те, что часто появляются на экране телевизора. Раскупаются те книги, что повсюду рекламируют. Недавно видел в метро, как девушка знакомилась с раскрученной книгой "Парфюм". Почитала с полстраницы вначале, заглянула в середину, потом в конец, полистала и с кислой миной сунула в сумку. Было видно: жалеет, что прикупила. И мне очень многое из сегодняшнего скучно, да и просто невозможно читать.

С интересом жду новые вещи Кочергина, Бабченко, Шаргунова, Свириденкова, Денежкиной, Маранцевой. Но и боюсь результата... Многие из этих писателей очень шумно дебютировали, были названы чуть ли не знаковыми фигурами новой литературы, а затем замолчали. Некоторые молчат уже года два. Вообще-то для истории и пять лет срок ничтожный, но у, так сказать, текущей литературы свое измерение...

- Как ты относишься к дележу литературы на идеологические фракции?

- Фракции в русской литературе - традиция. Еще в допушкинские времена они существовали, и, наверное, не исчезнут. И публиковаться "во вражеских органах" и тогда и сейчас - равносильно предательству. Как вот, например, делили Гоголя, Льва Толстого, Леонида Андреева или давили Александра Тинякова, когда узнали, что он печатается одновременно и у демократов, и у черносотенцев... Или в 60-е годы выражали неодобрение, что рассказы Шукшина появлялись и в "Октябре", и в "Новом мире". С кем я? Критик Капитолина Кокшенева как-то охарактеризовала меня и еще нескольких мне более или менее подобных как людей беспринципных, которым все равно, где печататься, лишь бы печататься. Может, она и права... Но литературное произведение не укладывается в какие-то идеологические рамки. Недаром "Господин Гексоген" не приняли в "Наш современник", а этот роман стал общелитературным событием! Да и все-таки литература-то у нас, слава богу, едина, и два примера очень ярко это доказывают: за Владимира Сорокина заступились самые крайние "патриоты", за Эдуарда Лимонова - такие же крайние "либералы". Как ни крути, а писатели, в какой бы цвет они ни красились или их ни красили, - одного поля ягоды.