Молодые, не сговариваясь, взялись за руки. Пошли к площади Революции.
Там, несмотря на жару, оживленно толпился странный политический люд, разбившийся на группки по пять-десять человек. Все говорили одновременно, при этом каждый участник дискуссии, как правило, повторял одну и ту же фразу, видимо, беспокоясь, что до кого-то смысл может не дойти.
- Свастика - по-русски: "коловорот"! - рекламно кричал в центре самой большой, человек в двадцать, кучки мужик в черной майке, и его кулачок взлетал высоко, как ладно слепленный снежок. - Поняли: коловорот?
Кулачок махнул, кто-то отпрянул, толпа распахнулась и поглотила Ивана и Олю в свое нутро.
- Cola в рот? - громко и дружелюбно спросила Оля. - Свежо. Слоган, что надо: цепкий, ну и с вульгарным приколом┘
Кругом нездешним огнем горели десятки глаз. Лето, центр Москвы, душная суета - все это на мгновение отступило и почудилось: темень, тайга, мороз, волки┘
- Гол у ворот, - рассеяно приплюсовал свою шутку Иван, форсируя фарс.
- Провокация! - заголосила старуха с пионерским галстуком на голове. - Уходим, уходим, уходим!
Лишь еще недавно витийствовавший оратор теперь был как неживой. Что-то страшное и величественное открылось ему.
- Ребята, вы пьете? - с климактерическими интонациями спросил он.
- Кто ж не пьет┘ - рассмеявшись, ответил Ваня и энергично подмигнул подруге.
В толпе примирительно рассмеялись, но тотчас некто взрыдал с хрипотцой: "Жидовствуют! Сухой закон нужен! Вы знаете, кто вино придумал? Правильно, Ной┘" И толпа с урчанием отпочковалась обсуждать новую тему. На отмели стоял недавний оратор, а рядом с ним, взявшись за руки, наши юные герои.
- Тогда примите предложение, - продолжил свою мысль мужичок. - У меня тут деньги есть. Получил выручку: много вот патриотической литературы продал. Короче, ребят, пойдем посидим где-нибудь, выпьем. Чтоб по-нашему, по-русски! Я оплачу!
Молодежь переглянулась.
- Ну, чего? - спросил у Оли Ваня.
Та передернула плечами: "Мне все равно. Ты решай".
- Ребят, да вы соглашайтесь. Я ведь за все плачу. Вы не думайте, я без дурных намерений.
- Мы и не думаем, - оскалился Иван в жвачной улыбке.
- Ну вот, видите┘ Мне просто охота с молодыми людьми поговорить. Все-таки в одной стране живем┘
Они поднялись в ГУМ, на третий этаж, в кафе. Мужик приобрел три по сто водки и три хот-дога.
Только когда выпили, мужик, звали его Андрей Сергеевич, открылся.
- Я, ребят, как вас увидел, так сразу все понял, я мигом просек┘ - разъяснил он. - Мы уже не первый год горланим: "Арийцы! Арийцы!" А ведь арийцы-то вы! Можно, я вас, детки, в головки поцелую?
Он наклонился к Ване, лепеча мокрыми губами: "В головку, а?"
- Блин, иди ты! - не выдержал пацан, разозлившись.
- Об чем базар? - угрюмо молвила Оля, уставившись на мужика. - И зачем вам наши головы? Не догоняю.
- Я думал: все - кончено┘ Исчез архетип┘ Даже обычные блондины, бледные копии ариев, и те исчезают┘ И вдруг - встреча с вами. Какая яркость! Я, ребят, вам по-честному говорю. Когда я вас увидал, мои прелестные, поначалу меня чуть инфаркт не хватил. У вас же волосы исчезнувшей расы! У вас нестерпимо желтый цвет волос, у вас┘
Мужик запнулся, и искренняя слеза поползла по его левой, даже летом обветренной щеке, оставляя на коже розовый след.
- Еще по сто? - спросил он пафосно.
Молодые начали отнекиваться. В итоге условились о пятидесяти граммах. Мужик вернулся с хот-догами и рюмочками (конечно же, по сто), и застал целующихся.
- За нас! - поднял рюмку. Уже пьяная Оля хихикнула, Ваня презрительно чокнулся и, отпив, закашлялся.
- Нестерпимо желтый цвет┘ Жуть и суть арийства┘ - тянул мужик. - Неестественно желтый, непокорно желтый! Не то, что негры, город заполонившие┘ По мне так среди населения есть два стана. Чистая доска, раса чистых - "табула раса". Потом враги - "каббала раса". Как говорится, третьего не дано.
- А пида-раса? - нелепо пошутила Оля.
- ПИД - Председатель имперского движения - это мой конкурент, - оживился мужичок. - Но вы ему не доверяйте. Это, разумеется, агент тех самых каббалистов, кои┘
- Че ты гонишь? - грустно осведомился охмелевший Иван.
Собеседник хитро прищурился и с понимающим хихиканьем сказал:
- Ну ясно. Вам нельзя раскрываться. И не признавайтесь! Не то враги вас погубят. Правильно. Молодцы! Первое дело - конспирация! Но ведь, небось, тяжело вам, бедненьким┘ Я слыхал, что если истинный ариец свою противоположность увидит, негра какого-нибудь, то сразу блевать потянет арийца-то┘
Пошатываясь, Оля, Иван и Андрей Сергеевич вышли из кафе.
- Скандирую лозунг, призывно и звонко: арийка арийцу роди ариенка! - попробовал сжать их в одних широких объятиях мужичок.
- А ведь волосы у нас крашеные! - хулиганисто раскололась Оля. - Не природные они такой желтизны. Я вообще брюнетка.
Мужичок отшатнулся, будто его шарахнуло током. Поползла тяжелая пауза. Широко распахнув глаза, ошарашенный, сделал два шага назад и уткнулся в молоденького мента, голубоглазого и белобрысого, настороженного наблюдавшего за происходившим. Андрей Сергеевич резко обернулся, и вконец опешил. Светлость мента опрокинулась на него, как ведро парного молока.
- И ты тоже крашеный? - выкрикнул он и с размаху ударил мента в лицо кулаком.
Иван и Ольга бросились прочь от гиблого места.
Они стояли в августовских сумерках на длинной улочке. Только сейчас Иван понял насколько пьяна его спутница. Она почти не держалась на ногах, жалась к приятелю, и несла околесицу. "Арийцы! Мы - арийцы!" - визжала девочка, и заливалась хохотом. "Проклятые фашисты!" - торопливо крякнул какой-то гном, прошмыгнув мимо: мелькнула фигурка филолога. Ольга не успокаивалась. "Молодой человек, не подскажете, который час?" - задорно кричала она прохожим людишкам в независимости от их пола и степени молодости, а Иван тряс подругу, полагая, что так она быстрей протрезвеет.
Единственный, кто среагировал на пьяный вопрос, был негр. Сливаясь со мглой, он заторможено вскинул руку с часами, и, напрягая зрение, попробовал по-русски дать правильный ответ.
- Негр, - обескуражено глотнула Оля, и ее вырвало.
- Вам нужна моя помощь? - задал африканец хорошо заученный вопрос.
- Вали отсюда! - сказал Иван.
Рвота попала ему на майку. Именно это принципиально поменяло взаимоотношения молодых, так, как будто они уже третий год спали вместе.