Находясь в Швейцарии, тов. Ленин много размышлял о революции. Он все продумал: государственные языки этой славной страны - французский, немецкий и итальянский. Бунт раскинется на всю Европу, ведь военным разрешено хранить табельное оружие дома, и, должным образом сагитированные, они примутся палить во врагов революции. Тем временем революция происходила в России, и Ленин был вынужден несколько скорректировать свои прозападнические настроения, дабы вернуться домой, не растратив пыла. Ильич эмпирически доказал, что существуют народы, испытывающие натуральную ненависть к капитализму. Наверняка на палубе "Granma" Эрнесто Че Гевара вспоминал заветы учителя. Может быть, в боливийской сельве, трясясь и харкая, как огромная залаявшая такса, он искренне верил в то, что коммунизм близок.
Эрнесто считал, что сознание людей можно, как реку, повернуть в другое русло. Он, красавчик, уповал на растворение индивида в разрушительном экстазе - сам о том нисколько не ведая, превратил революцию в неореволюцию. Как политическая группа отряд Че, по всей видимости, не состоялся - то был эстетический коллапс на самом левом фланге кубинского движения протеста. В отличие от предельно пристойного Ленина Эрнесто оказался уголовником расширенного масштаба. Если, следуя классификации Хаким-бея, мы станем делить людей на обывателей - чиновников Системы, интеллигентов, обслуживающих Систему с разной степенью капризности, и маргиналов, нужно признать, что на ранних стадиях Эрнесто вышел за предел течения, объявил реальности романтический джихад.
В условиях неотвратимой замены антибуржуазного бешенства масс на банальную диктатуру Че смог сохранить себя лишь ценой замены своих политических задач эстетическими. Че был тем, кто приравнял идею революции к экстазу, сродни сексуальному. Отбросив внятные исторические предпосылки для грандиозной бойни, он выпустил зверя полного отрицания.
Кажется, его пытали на рассвете в осаждаемой изголодавшимися орангутангами халупе, но признаваться было в сущности не в чем. Он не исповедовал идей, после себя ни одной не оставил. В его стремлении опередить процесс революционного развития каких-то ничтожных стран различим не личностный экспромт, а творческая импотенция. Мальчик из зажиточной семьи, студент, подаривший своему социальному классу плюшевого медвежонка, бунтарь без дара бунтовать... Станцевав на гробу обывательских ценностей, Эрнесто лишил себя обывательских радостей и на пике революционного волюнтаризма ощутил свое бесплодие.
Он, очевидно, страдал своего рода гиперкритичностью. Усиливая негативные стороны социального мира, увы, не обладал внутренним позитивом и в некий момент превратился в критического паразита. Призывая к свержению эксплуататорских режимов, Че сам не заметил, как начал от них питаться. Иными словами, стимулом его деятельности было всякое, даже несущественное несовершенство - он не желал поверить, что привычки обходятся людям дешевле мужества - особенно привычка жрать. По большому счету Че превратился в обывателя от революции. Его навязчивый нигилистический пафос в чем-то сродни разговорам о продуктах и комедиях.
Я слышал, что недавно в Москве открылся ресторан "Че Гевара". Официантки там ходят в хаки, а на стенах - красные лозунги.
Это именно то, чего Эрнесто заслужил.