Спроси у ясеня

ЛИТЕРАТУРА постинтеллектуализма стремится к жанровой определенности. По крайней мере должна. Размышляя о ее контурах, начнем с общего предположения о том, что она исключает сверхзадачу "потребления" как главную постмодернистскую гнусность. Именно союз литературы с "обществом потребления" привел к размыванию критериев литературности: Акунин и Пелевин - это хорошо или плохо? И если хорошо, то где та "точка бифуркации", после которой они перестают быть Марининой и Доценко?

Между тем антипотребительское ноу-хау не связано с модернистскими выкрутасами и высокомерным занудством. Вот Павел Басинский недавно мудро заметил, что ему неинтересно читать художественную литературу, если только она не написана его родственниками-и-знакомыми. А в начале прошлого века жил такой почтмейстер г. Шпекин, который искренне предпочитал чтению художественных книжек перлюстрацию личных писем. И Василий Васильевич Розанов очень его за это хвалил.

Что же привлекает в чтении писем или литературы родственников-и-знакомых? Неподдельность, которая позволяет оказаться не потребителем (впечатлений, мыслей, эмоций), а свидетелем и соучастником самой жизни. Именно поэтому "неконвенциальная литература" (не основанная на договоре между писателем и читателем о "правдивой лжи искусства") есть наиглавнейший жанр, а точнее, род, литературы Великого Постинтеллектуализма. Если бы я имел право советовать, я бы сказал писателям: "Не выдумывайте, не сочиняйте. Пишите правду. Именно в ней..." И так далее.

За разъяснением и уточнением сих интуиций я обратился к видному представителю неконвенциональной поэзии и прозы, автору двух нон-фикшн энциклопедий, Мирославу Маратовичу Немирову.

* * *

М.Н. Если я правильно понял, ты ведешь речь о соотношении правды и вымысла. Мол, когда пишут нон-фикшн, это хорошо, а когда выдумывают - не очень. Ну не знаю. Вот Сенчин - он, правда, жил в Минусинске или, не выезжая из Москвы, выдумал и Минусинск, и его обитателей, и их унылую жизнь? По-моему, если выдумал все до последней точки, так еще больше Сенчину чести.

Что до меня, то я пишу о реальных людях. Но, конечно, искажаю реальность в угоду "правде искусства". Собственно, у меня не столько нон-фикшн, сколько подделка под нее. Да и потом читателю все равно, правду ли я пишу про Тюмень или все выдумываю, - он в Тюмени никогда не был и не будет и с ее обитателями реально не познакомится. Так что дело только в том, насколько интересно у меня получается и убедительно. Тут уж не мне судить.

Л.П. "Подделка под нон-фикшн" - это Довлатов. Прикрываясь псевдодокументализмом, он пытался представить себя в выгодном свете и скрыть свои реальные чувства. Меня же интересует писатель "раздетый", за которым можно подглядывать, будучи соучастником не текста, а жизни. Типа когда ты не начинаешь со слов "было так┘", а сразу пишешь, как было. Не заботясь о княгине Марье Алексевне. У тебя так бывает?

М.Н. Дорогой Лев! Дело в том, что я вот уже два месяца совершенно не пью водки путем метода, называемого "торпеда", и как-то неожиданно трагически поглупел вследствие этого. За два месяца ни единой мысли в голове не было. Гузель считает, что это со временем пройдет и мысли появятся. Может быть. Пока же, увы, на твой вопрос могу ответить только одно: "А хрен его знает!" Не прими это за кокетство или недружелюбный интерфейс - увы, чистая правда. Так что покуда, увы┘ Может, как-нибудь позже.

Л.П. Так я и имею в виду. Теперь критик Бавильский снова назовет тебя "тусовочным клоуном". Когда он в прошлый раз так говорил, я ударил его в нос и сказал, что ты не клоун, а Евтушенко. А ты сам как считаешь?

М.Н. А хрен его знает. Наверное, местами да. Если меня волновала какая-то проблема - например, в середине 1990-х возможность возврата коммунистов, - я так и писал. Ну, правда, в несколько идиотской форме - ну так такова свойственная мне художественная манера. А так между мной и Евтушенко - в гражданском пафосе - местами действительно особых различий нет.

Л.П. А как идиотская форма влияет на "общественную значимость" поэзии?

М.Н. А так, что поэзия становится занятием кучки маргиналов. Она и раньше была занятием отщепенцев: Хлебников, Пастернак, Мандельштам, обэриуты, Платонов, Мамлеев, Лимонов, Пригов, Сорокин и прочие и прочие. Другое дело, что теперь вся сплошь литература стала маргинальным занятием, уже те авторы стали маргиналами, которые вовсе маргиналами быть не собирались: и какой-нибудь Распутин, и какой-нибудь Аксенов, и Азольский, и Марк Харитонов - все одинаково издаются крошечными тиражами, всех широкая общественность совершенно не┘

Поэтому сейчас у нас, маргиналов, парадоксальная ситуация: чтобы нам существовать, нужно всячески желать и хотеть, чтобы ненавистный мэйнстрим и истэблишмент существовал тоже. И даже жировал! Пускай авторы мэйнстрима получают всяческие премии, пускай их по телевизору показывают, пускай они всенародными поп-звездами будут - вот что нам, маргиналам, сейчас нужно. Беречь и лелеять литературный истэблишмент нужно как зеницу ока! Как армяне евреев! А то свалимся в общую помойную яму, в которой хрен различишь, где ничтожное говно, а где истинный жемчуг.

Про армян и евреев - это анекдот такой: умирает старый армянский патриарх, собрались вокруг него в большом количестве все, кто положено, ждут, какую он им скажет последнюю мудрость. А он и говорит: "Армяне, берегите евреев!" Армяне удивились: при чем здесь евреи? "А притом, что как евреев изведут, так и за нас, армян, примутся".

* * *

Как видим, советоваться с гениями крайне полезно. Собственные умные мысли оказываются обычными и тупыми. А значит, поддающимися апгрейду. В следующих выпусках "Тенденций" читайте материалы о других выдающихся представителях "русского литературного послеумия".