Людмила Петрушевская Дедушка Володя Шванц думал-думал и вдруг объявил, что он теперь уж точно будет Володя Шванц, без черточки.
Котята разучивали его новое имя долго, а Полина Виардо ничего не поняла, как иностранка вообще. Ей не все ли равно!
Но вот Жан Тургенев в своей трехлитровой банке вдруг застучал о стекло и закричал: «О великий и могучий, правдивый и свободный русский язык! Во дни тягостных сомнений, во дни раздумий о судьбах (он подчеркнул) МОЕЙ Родины я категорически возражаю и не позволяю уродовать его! Всякими иностранными заимствованиями. И возвращаю себе имя Иван Сергеевич!»
И рявкнул на младших:
– Вы русские котята или кто!
– Да! – поддержала его внезапно приковылявшая тетя Аня Каренина. – Мы русские!
И в полном своем праве стала хрустеть кошачьим кормом.
Но тут котята что-то стали пищать, типа «Мы сяу-мяу, мы сямы».
– Они сиамы, – объяснила их подруга мумия Муму со шкафа. – Они сиамские котята.
– Мы полусямы, – уточнили котята.
– Полусиамы? А полукто? – спросила заботливо Муму.
– Полуваси, – запищали котята наперебой. – И полубарсики.
– Метисы они, – объяснила Муму Достоевская обществу, свесившись со шкафа.
Воцарилось молчание.
Иван Тургенев горестно покачал головой.
Анна Каренина, жуя, сказала:
– Но это антиметисизм, мон шер.
И тут дедушка Володя Шванц знакомым голосом провозгласил:
– Дорогие соотечественники! Будем считать, чта-а мы все росси-я-не!
Котята, как получившие гражданство, запросились на двор.
А дедушка Володя Шванц влез в интернет, что-то долго там изучал, а потом вывесил объявление: «Утеряны документы на имя Мордехая Маркса, псевдоним Карл!»
Иван Тургенев вообще ничего не понял.
Дело кончилось консенсусом.
Дарья Гармоненко