На углу Мясницкой и Чистопрудного

Имажинизм начался со знакомства Есенина и Мариенгофа.

В двух шагах от них улица Петровка. Та самая, которая Петровка, 38. «Петровские казармы», где размещался Московский жандармский дивизион, а после 1917 года – милиция.

Жизнь имажинистов не сахар, с этим не поспоришь: «20 ноября 1923 года Сергей Есенин, Сергей Клычков, Петр Орешин и Алексей Ганин задерживаются органами милиции в пивной И.А. Малинникова (располагалась на углу современной Мясницкой улицы и Чистопрудного бульвара) и доставляются в отделение...» Интересно, где же была эта пивная? Не в Главпочтамте же? Значит, скорее всего там, где сейчас заведение с очень странным названием «Вкусно – и точка». Или где-то совсем рядом, тем более что там несколько точек общепита, а чуть поодаль, в Гусятниковом переулке, даже две вполне приличные.

Людмила Ларионова. Азбука имажинизма.– М.: Бослен, 2023. – 96 с.

Там Есенин писал стихи, читал больным и персоналу. Все были довольны. Возможно, поэт и страдал душевно от вынужденной трезвости, но здоровье хоть немного, да укрепил.

«Азбука имажинизма» подробна, внимательна к деталям, изобилует героями и героинями. Литературный процесс – штука жестокая и бурная, выплывают единицы, остальные тонут и захлебываются. А жаль. Книжка Людмилы Ларионовой как раз и дает нам возможность окунуться в этот невероятный поток поэтической и околопоэтической жизни столетней давности. Кого-то вспомнить, а о многих узнать впервые. Вот, скажем, главка «Женские лица имажинизма», ее хочется процитировать всю, но мы возьмем лишь фрагменты: «…в разные годы отдельные поэтессы именовались «имажинистками». Сам термин единственный раз встречается в воспоминаниях переводчицы Надежды Вольпин (…) Также близкими к имажинистам можно назвать еще двух поэтесс: Елизавету Стырскую (наст. фам. Фурман) и Нину Оболенскую (псевд. Хабиас). Их дебютные книги вызвали скандал и получили ярлык порнографических (…) в мае 1922 года, вышла в свет первая и единственная книга Стырской под названием «Мутное вино» (Москва, 1922). Ее появление вызвало широкое общественное обсуждение: поэтессу обвинили в порнографии, воспевании физической близости с мужчиной. Многочисленные рецензенты негативно отзывались о дебюте Стырской. Менее резко написали друзья-имажинисты в своем журнале «Гостиница для путешествующих в прекрасном»: «Елисавета (так! – Л.Л.) Стырская в одиннадцати стихотворениях своей первой книжки не сумела рассказать ни о чем другом, как о страсти, страсти и страсти… Я верю ей:

Долог путь от строк

к надменной славе,

Краток путь от строчек

до софы,

– но зачем Стырская все-таки избрала более короткий путь. Несмотря на то что Елисавета Стырская в первой книге показала себя больше страстной женщиной, чем темпераментной поэтессой, – я от всей души желаю ей расширить круг мироотношения и из тягучей трясины дамской поэзии выйти на простор поэзии женской. Это необходимо уж по одному тому, что Елисавета Стырская небезнадежна».

О женщинах-имажинистках известно очень мало.

100 лет пролетело, ничего почти не изменилось. По России гуляет история, а в Москве бушует разврат.

Но стихи-то и впрямь божественные, вчитайтесь еще раз:

Долог путь от строк

к надменной славе,

Краток путь от строчек

до софы…

Впрочем, и Есенин не отставал. Вот из главки «Частушки»: «Мариенгоф вспоминал: «Один новый год мы встречали в Доме печати. Есенина упросили спеть его литературные частушки. Василий Каменский взялся подыгрывать на тальянке. Каменский уселся в кресло на эстраде. Есенин – у него на коленях...» Что тут сказать? Только процитировать сами частушки, они, кстати, на диво хороши:

Ах, сыпь, ах, жарь,

Маяковский – бездарь.

Рожа краской питана,

Обокрал Уитмана.

Или:

Пляшет Брюсов по Тверской

Не мышом, а крысиной.

Дяди, дяди, я большой,

Скоро буду с лысиной.

В Петербурге был организован «Воинствующий орден имажинистов».  Иллюстрации из книги

И вот что важно – жили поэты небогато, но свободно. И книги свои и своих друзей издавали с завидной регулярностью. Это во времена-то, с одной стороны, разрухи, а с другой – строгого идеологического контроля. Имажинисты в отличие от многих других литературных объединений того времени исповедовали полную независимость от государства. И это у них, как это ни странно, получалось! Они сами контролировали весь свой книжно-литературный процесс. Они не только сами писали стихи и читали их в собственном кафе «Стойло Пегаса», они сами организовывали издательства (подчас для издания очередной книги создавалась отдельная организация), сами находили бумагу, а потом книга продавалась в книжных лавках, которые сами же поэты и организовывали. Благо на дворе стояла эпоха НЭП.

Вот как журналист Лев Повицкий, друживший с Есениным с 1918 года, вспоминал процесс добычи им бумаги: «Способ этот был очень прост и всегда давал желаемые результаты. Он надевал свою длиннополую поддевку, причесывал волосы на крестьянский манер и отправлялся к дежурному члену Президиума Московского Совета. Стоя перед ним без шапки, он кланялся и, старательно окая, просил «Христа ради» сделать «божескую милость» и дать бумаги для «крестьянских» стихов. Конечно, отказать такому просителю, от которого трудно было оторвать восхищенный взор, было немыслимо».

Официально считается, что менее чем за десятилетие своего активного существования имажинисты издали около полусотни книги. Однако точное их количество неизвестно даже специалистам, что-то печаталось в глубокой провинции, что-то издавалось без выходных данных; автор книги утверждает, что, судя по разным упоминаниям, число имажинистских изданий доходило до сотни. Регулярный выход новых изданий не прекратился даже тогда, когда книгоиздание было поставлено под строгий партийный контроль. В ход пошли мистификации… «Кусиков, не выходя из Москвы, официально перенес деятельность издательства за границу. Печатая книгу на Арбате или в Сокольниках, он ставил на обложке пометку «Ревель». И как ни анекдотично это звучит, но умудрился на одну из таких «ревельских» книг получить разрешение для ввоза… в СССР!»

Были, конечно, и разногласия: группа несколько раз распускалась, Есенин обижался на Мариенгофа за то, что тот, составляя очередной сборник, поставил тексты в алфавитном порядке имен, а не фамилий, и оказался первым, Рюрик Ивнев много раз с помпой уходил, а потом возвращался…

Одним словом, жили весело и красиво. Нам бы так.